Философия возраста (возраст и время)

Особняком в истории обособления темы возраста как особого направления для теоретической рефлексии стоит творчество Ж.-Ж. Руссо с его книгой «Эмиль, или О воспитании»[42]. Появление «Эмиля», с одной стороны, стало симптомом «сдвига на глубине» (на уровне базовых интуиций культуры), с другой – запустило процесс пересмотра традиционного отношения к возрастам. Ж.-Ж. Руссо открыл обществу то, что уже давно пробивалось к свету понимания, но в полной мере осознано не было: взгляд на детство как на особый мир[43]. Руссо протестовал против авторитарной педагогики, которая «постоянно ищет в ребенке взрослого»[44]. Критикуемый мыслителем подход педагогов XVII–XVIII столетий к образованию был плодом традиционной антропологии, смотревшей на земного человека через его извечную природу. Эта природа для «века разума» (как и для античной мысли) четче всего являла себя в образе зрелого (взрослого) человека; среди зрелых людей она, в свою очередь, в наибольшей мере выражается наиболее разумными людьми: это образованные люди, это ученые и философы.

Для философской мысли античности, средневековья и раннего Нового времени (для традиционного общества) ребенок и юноша – это незрелые люди, правильное развитие которых – предмет заботы взрослых. С Руссо начинается период, когда детство и юность стали пытаться рассмотреть феноменологически, не прикладывая к ним мерки полной взрослости. Эссенциальный подход начинает – очень постепенно – замещаться феноменологическим. Имманентный подход к пониманию возраста делает каждый возраст (в случае Руссо – возраст ребенка) особым миром, заслуживающим внимательного описания из него самого, а не через сущность, манифестируемую зрелостью. При таком подходе выход за пределы детства или юности может оцениваться не только как завоевание более высокого положения (большей зрелости), но и как утрата важных для человека качеств. Становясь юношей, человек теряет то, что было у него как у ребенка. В такой перспективе возникает озабоченность сохранением в душе взрослого лучших качеств ребенка, а также представление о том, что ребенок талантлив всегда, а гений – всегда немного ребенок.

Апология детства и юности, присвоение им относительной автономии связаны с критикой цивилизации, делающей человека, как полагал Руссо, рассудочным, эгоистичным, лживым существом. Человек, еще не испорченный цивилизацией, – это ребенок. С ребенком соседствует другой идеализированный женевским мыслителем концептуальный персонаж: прямодушный, наивный и добрый дикарь (вспомним благородных индейцев Джеймса Фенимора Купера). Дикарь у Руссо – это взрослый ребенок (если сравнивать его с изощренным субъектом эпохи Просвещения), а ребенок – это не просто маленький человек, но особый модус человечности человека (образ человека цельного, непосредственного, сердечного), который Руссо, тосковавший по простой жизни, противопоставлял, с одной стороны, взрослому, с другой – современному (цивилизованному) человеку.

Предлагая исходить из интересов самого ребенка[45], Руссо сделает важный шаг в направлении философского и научного осмысления возраста. Если разные возрасты – это разные миры, каждый из которых имеет самостоятельную ценность как полноценный образ человеческого существа, то каждый из них заслуживает внимания и специального рассмотрения.

С конца восемнадцатого столетия, когда в европейских странах начинает доминировать секулярная культура, возраст становится предметом внимания, с одной стороны, искусства, открывающего особые миры детства, отрочества, юности и старости[46], а с другой – частных наук, обративших внимание на возрастную дифференциацию человеческого в человеке со специальных точек зрения. Со второй половины Х1Х-го столетия мы наблюдаем когнитивную колонизацию возраста (прежде всего, детства, юности, затем – старости, позже всего – зрелости) представителями социальных и гуманитарных наук: психологами, социологами, историками, специалистами-педагогами, культурными антропологами, etc.

Рост внимания к возрасту (прежде всего, к детству и юности) в конце XVIII – начале XIX веков открыл перспективу его философского рассмотрения. Возраста рассматриваются как специфические модусы человеческого, которые можно исследовать не только в логике созревания/деградации, но по отдельности, как темпоральные образы человека.

В прежние времена, когда точкой отсчета был не человек, а Другое (Космос, Единое, Бог, Натура), тематизации возрастной структуры человеческого существования мешало представление о его неизменной сущности. Пока оно сохранялось, возраст рассматривался в аспекте приближения-удаленности по отношению к собственной сущности. Разрушение традиционного общества и религиозного сознания проблематизировало представления о мире и человеке. Со временем мир перестал восприниматься как обозримое целое (как неизменное в своих основах Божье творение), а человек – как определенное своей сущностью сущее. «Центральная власть» исчезла, отдельные времена-формы – детство, молодость, зрелость, старость