Философия здоровья

Холеру в Неаполе сопровождала жуткая нищета. Наблюдать ее со стороны Мунте не мог. Еще учась в Париже, он, по свидетельству товарищей, отдавал все содержимое своего кошелька первому нищему, попадавшемуся на пути. Чтобы помочь несчастным неаполитанцам, Мунте стал писать корреспонденции для шведской газеты «Стокгольмc дагблат». Так началась его литературная деятельность.

Миссия в Мессине

Жизнь подкидывала практикующему врачу столько сюжетов, что трудно было не взяться за перо. К тому же Италия с ее яркой эмоциональной средой была по сердцу выходцу из холодных скандинавских краев: это было постоянное поле для открытий – в людях, в себе, в природе. В 1883 году по приглашению шведского посла в Италии Аксель Мунте переезжает в Рим для постоянной врачебной практики – с одним условием: лето он будет проводить на любимом острове Капри. Все девять последующих лет он практикует, причем становится особенно популярен в светских кругах: к нему едет лечиться вся знать Рима и иностранцы, живущие в Вечном городе.

Не веря в традиционную медицину, Мунте редко прописывал лекарства. Он старался доискаться истинных причин болезни и убеждал больных, чтобы они сами решительно боролись с недугом. Люди ехали к нему, скорее, за словом, чем за конкретным рецептом. По рассказам современников, сила оптимизма доктора Мунте граничила с гипнозом. Именно эта сила помогла выжить и многим из тех, кого 29 декабря 1908 года настигло страшное землетрясение в сицилийском городе Мессина. В те дни стихия похоронила под обломками около 80 тысяч жителей. И снова врач не мог остаться в стороне. На месте еще вчера цветущей Мессины он застал пепелище: тысячи трупов и еще живые, искалеченные люди на улицах, стоны, несущиеся из-под завалов, пылающие руины, мародеры… Землетрясение поразило не только Сицилию: разрушены были многие поселения в соседней материковой области – Калабрии. «Еще ужаснее был вид маленьких, разбросанных среди апельсиновых рощ прибрежных селений, – позже напишет Мунте. – Сцилла, Каннителло, вилла Сан-Джованни, Галлико, Арки, Сан-Грегорио – эта прекраснейшая область Италии превратилась теперь в огромное кладбище, где среди развалин лежало более тридцати тысяч мертвецов и много тысяч раненых – две ночи они без всякой помощи оставались под проливным дождем, который затем сменился ледяным ветром с гор, а рядом по улицам, обезумев, бегали тысячи полуголых людей и вопили от голода».

Однажды Мунте подобрал во дворе голого младенца и принес в свой подвал. Всю ночь найденыш мирно проспал, посасывая палец доктора. Наутро Мунте отнес его к монахиням в полуразрушенную часовню: там на полу лежало более десятка маленьких детей. Все они плакали от голода: целую неделю в Мессине нельзя было найти ни капли молока. Но жизнь была сильнее смерти: «Меня всегда удивляло, – писал Мунте, – что столько младенцев было извлечено из-под развалин и найдено на улицах живыми и здоровыми. Словно всемогущий Бог оказал им больше милосердия, чем взрослым». Высшие силы хранили и самого врача: несколько спокойных и сытых ночей он провел в трущобах в обществе отъявленных разбойников, имевших за плечами убийства и грабежи. Мунте не знал об этом: бандиты были с ним обходительны и добры. Только внезапное вторжение карабинеров в их убежище открыло доктору глаза…

Ему казалось, он не делал ничего особенного: «…то, что я сделал в Мессине, было ничтожно малым в сравнении с тем, что на моих глазах с риском для жизни делали сотни безвестных, нигде не упомянутых людей… Правда, я с помощью искусственного дыхания вернул к жизни некоторое число полузадохнувшихся людей, но кто из врачей, сестер и служащих береговой охраны не сделал того же!» Мунте действительно не делал ничего особенного. Он просто исполнял свой долг. А медаль от правительства Италии за спасение пострадавших от землетрясения воспринял как нечто лишнее и незаслуженное.

Сотворение Сан-Микеле

Подняться в верхнюю часть острова Капри – Анакапри – сегодня можно по дороге-серпантину. Суета нижнего города с его яхтами, гостиницами и толпами туристов остается далеко внизу. Несколько сот метров по указателю «Вилла Сан-Микеле» – и вдруг замечаешь, что наступила тишина. Ее нарушают лишь птицы, поющие в вершинах деревьев так искусно, что закрадываются сомнения: уж не магнитофонную ли запись включили для простодушных приезжих? Но нет, здесь все настоящее: и птицы, и старинная вилла, заросшая плющом, и античные скульптуры в нишах, и освежающий плеск фонтана в полуденную жару. Даже розовый мраморный сфинкс, бесстрастно взирающий на бирюзовую гладь моря и подернутые туманом соседние острова, – настоящий…