Читаем Философская эволюция Ж.-П. Сартра полностью

Действительное различие выступает на поверхность тогда, когда Сартр называет фундаментальный проект продуктом «нечистой рефлексии», ложного самосознания («дурной веры»). Здесь вступает в силу этический рационализм Сартра — так, примерно, можно обозначить его позицию. Дело в том, что, по Сартру, человек за все несет ответственность, поскольку его сознание автономно и суверенно, и всегда самостоятельно делает выбор, так что, уступая страсти и заглушая голос трезвого рассудка, гоняясь за несбыточной мечтой, он сам себя ослепляет и убегает от реальности в «магический мир». В бегстве от реальности — его вина, и никакие ссылки на «инстинкт» и «страсть» Сартр во внимание не принимает.

Так совершенно неожиданно перед внимательным читателем обнажается «задний план» трактата и совершенно по-иному начинает выглядеть и сам облик автора. Это облик моралиста, а не сексолога-любителя, с наслаждением наблюдающего через замочную скважину за интимной стороной человеческого бытия и с интересом исследующего тошнотворную свалку всевозможных отбросов «фактичности». Из банкротства фундаментального проекта для критического сознания неизбежно следует вывод о том, что надо отказаться от желания быть богом, единственным творцом всего сущего и пересмотреть свой выбор с учетом реальности, т. е. неотчуждаемой свободы другого. Это можно сделать, ибо кроме «нечистой рефлексии», состоящей на службе «дурной веры», есть еще иная, «очищающая» рефлексия. Она-то и призвана сорвать «покрывало обмана» с деятельности сознания. «Чистая рефлексия есть одновременно первоначальная форма рефлексии и ее идеальная форма; нечистая рефлексия возникает на ее основе, и все же она (чистая рефлексия. — М. К.) никогда не дана с самого начала, ее надо достигнуть с помощью некоего катарсиса»[30].

С точки зрения «чистой рефлексии» (адекватного самосознания), свобода человека абсолютна в рамках его «ситуации», радикальной случайности его бытия, определяемой «абсурдными фактами» рождения и смерти и абсурдной основой в-себе-бытия, а также неустранимой фактичностью моего бытия вместе с другими. Поэтому человек «волен» признать неизбежность и необходимость ограничения своей свободы фактом существования других субъектов и тем избежать эгоистического желания «быть абсолютом».

Итак, вместо «естественной» склонности человека к абсолютному бытию моральное сознание полагает своей исключительной целью свободу, и прежде всего свободу от иллюзий. «Этот особый тип проекта, который имеет свободу в качестве основы и цели, заслуживает специального исследования… Но это исследование не может быть проведено здесь: оно принадлежит Этике»[31]. Итак, онтологическая концепция человека как «бесплодной страсти» подготавливает условия для этической концепции, посредством которой только и может быть выражено подлинное экзистенциальное бытие. Анализ человеческого бытия наталкивается на систематически и во множестве обличий торжествующую иллюзию, этика призвана возвысить и очистить природную стихию человеческого существа. Позиция нравственного сознания, таким образом, представляет собой единственный исход из безотрадной ситуации, изображенной в трактате.

Чуть подробнее обрисуем моральный идеал Сартра. Для этого мы снова должны вернуться к характеристике извращенного сознания — «дурной веры», коренящейся в самой онтологической структуре для-себя-бытия. Вырваться из тенет «дурной веры» очень и очень трудно, и Сартр даже пишет, что сама искренность есть форма самообмана. Но описание самого феномена «дурной веры» означает, что эту болезнь духа можно распознать и, следовательно, излечить. Возможно, по крайней мере в принципе, сознание ложного самосознания.

Искренность перед самим собой представляет собой идеал, к которому мы должны непрерывно стремиться, никогда не достигая своей цели полностью и на длительное время. «Если дурная вера возможна, то потому, что она представляет собой непосредственную и непрерывную угрозу любому проекту человеческого бытия, ибо сознание содержит в себе непрерывный риск дурной веры»[32]. Имея это в виду, человек и должен преследовать свой идеал, постоянно оглядываясь на пройденный путь, всегда готовый пересмотреть свои взгляды и действия, чтобы сохранить верность самому себе, своему призванию.

Такова мораль интеллектуальной честности, которая есть вместе с тем и мораль ответственности. Ответственность — неизбежное следствие абсолютной свободы сознания. «Дурная вера» в специфической форме, которую Сартр именует «духом серьезности», маскирует сознание ответственности, утверждая, что поведение человека автоматически определяется средой и всякого рода объективными причинами. «Духом серьезности» проникнута вся религиозная мораль, опирающаяся на догмы и требующая безусловного повиновения этим догмам, а также обыденная мораль «делового человека» — буржуа, непоколебимо уверенного в незыблемости существующего порядка вещей и считающего себя абсолютно необходимым элементом социального уклада.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное