Классическим выражением этой дихотомии, возможно, стало картезианское разграничение (а не только отличение) res cogitans, т. е. мыслящего, и res extensa, т. е. протяженного. Первое – сфера компетенции философии, второе – область математического естествознания. С этой точки зрения, когда мы говорим конкретно о человеке, это разделение может быть выражено утверждением о том, что тело человека относится к природе и потому может рассматриваться как механизм, тогда как «истинный человек» остается в ведении философии (Декарт утверждал: «Я – это совсем не то же самое, что мое тело»). Философия, стало быть, предоставила науке изучение природы, но сохранила за собой изучение человека.
Однако нужен ли современной науке чисто философский ракурс? П. Тейяр де Шарден отмечал: «С чисто позитивистской точки зрения человек – самый таинственный и сбивающий с толку исследователей объект науки. И следует признать, что в своих изображениях универсума наука действительно не нашла ему места. Физике удалось временно очертить мир атома. Биология сумела навести некоторый порядок в конструкциях жизни. Опираясь на физику и биологию, антропология в свою очередь кое-как объясняет структуру человеческого тела и механизмы его физиологии. Но полученный при объединении всех этих черт портрет явно не соответствует действительности»[2].
Итак, человек как объект междисциплинарного изучения не ухватывается наличным комплексом знаний. Он являет собой тайну. Человек – уникальное творение Вселенной. Он неизъясним, загадочен. Ни современная наука, ни философия, ни религия не могут в полной мере раскрыть его секрет.
Выходит, проще исключить человека из радиуса философского знания? Ни в коей мере. Философия, как известно, обращается к непреходящим ценностям и вопросам, постигает предельные основания бытия. Тайна человека, несомненно, принадлежит к кругу вечных проблем. Это означает, что любовь к мудрости, по-видимому, неразрывно связана с распознаванием загадки мыслящего существа. В разные эпохи мистика, религия, мифология и наука претендовали на постижение человека. Как обеспечить синтез накопленных знаний? Кто возьмет на себя функцию интегратора подходов и сведений? Возможно, педагогическая антропология?
Фундаментальный стержень книги – философская антропология. Но она существует сегодня во множестве вариантов: культурная, социальная, религиозная, политическая, историческая, педагогическая, психоаналитическая. В философской антропологии обнаруживается в наши дни обостренный интерес к экзистенциальным (жизненным, трепетным) состояниям человека. Мыслители все чаще обращаются к человеку, когда он захвачен страстью, в этот миг в нем открывается всечеловеческое, надмирное и земное. Философы стараются вглядеться в человека, увлеченного сильнейшим порывом. Драма человеческого существования раскрывается именно в упоении страстями. Входя в мир тончайших человеческих переживаний, философы осмысливают такие экзистенциалы, как страх, отчаяние, страдание, одиночество, ощущение бренности[3].
Концептуальное осмысление человека сопряжено сегодня со сложными социальными и культурными процессами. Радикально меняется положение человека в космосе. «Во власти человека теперь не только громадное “расширение” его функций в