Философская теология: дизайнерские фасеты

Другой довод от созерцания, который также невозможно обнаружить в современных пособиях по рациональной теологии, был в свое время озвучен гениальным политиком и ученым Бенджамином Франклином. А именно, когда французские энциклопедисты подписали ему торжественный адрес за открытие электричества, навсегда низвергающего с престола Зевса и всех прочих небожителей, он заметил, что благодаря этому поздравлению помимо электричества можно открыть и новый аргумент в пользу существования Бога — от ненависти[129]. Глубокая мысль Франклина нуждается в комментарии. В другом месте я обозначил в качестве основного парадокса атеизма то явление, что атеисты наиболее последовательные, отрицая божественный мир, удивительным образом сочетают это отрицание с обидой, неприязнью и даже открытой ненавистью к нему[130], которая полностью противоречит идее его несуществования. Такова была смертельная обида «отца атеистов» Диагора (IV в. до н. э.) на афинских богов, а у эпикурейца Лукреция (I в. до н. э. — I в. н. э.) непреодолимое желание низвергнуть богов греческих и римских, которых он также якобы только отрицал; презрение к якобы не существующему Ишваре у Васубандху (IV в.) и ряда других буддийских антитеистов и подлинное желание испепелить его у джайнского антитеиста Гунаратны (XV в.). Но те же «антинуминозные чувства» мы обнаруживаем у некоторых французских революционеров, Маркса и Ницше, некоторых русских революционеров-демократов и руководителей советского «Союза безбожников», Сартра и Камю, Рассела и «новых атеистов» во главе с Докинзом, но также и у их конкурента Шелленберга, который, как ему кажется, нашел самое простое опровержение существования Бога, подобно тому, как Ансельм в свое время самое простое его доказательство[131]. Последняя параллель заслуживает внимания. Если по мнению Ансельма даже Глупец, имеющий отвлеченную идею Всесовершенного Существа, мог бы свидетельствовать о реальности ее референта (см. выше, § 2), то уж ненависть и прочие «антинуминозные чувства» гораздо больше свидетельствуют о ней, поскольку являются определенными и очень конкретными реакциями на определенный опыт общения. Частичное объяснение «парадокса атеизма» видится в том, что совершенно реальное и постоянное общение с Богом имеют те «интеллигенции», которые никогда в Его существовании не сомневаются, всегда веруют и трепещут (Иак. 2:19), но имеют возможность использовать в качестве своих посредников в этом мире тех лиц, которые отрицают и их существование, но оказываются им (без)духовно очень близкими. И можно предположить, что не только теолог, но и любой субъект, не связанный материалистическими догмами, способен допустить, что нам необязательно быть одним в космосе, даже если мы и не верим в пресловутые летающие тарелки.

На это «научный теист», эвиденциалист, скорее всего возразит, что оба только что рассмотренные обоснования вряд ли будут убедительными для атеистов, поскольку они субъективны, «конфессиональны» и отправляются не от «публичных свидетельств» (public evidences), которые могли бы быть принятыми всеми. Но мы ведь с самого начала выяснили, что таких теистических обоснований, которые могли бы быть приняты всеми, попросту не существует, ибо в противном случае они были бы аподиктическими доказательствами, коими не являются (см. § 1). К тому же «созерцания» имеют свои законные «эпистемические права» в рельефе человеческого познания, которые никак не замещаются весьма ограниченными по своему применению дедукциями и даже индукциями (да и сами «теории» этимологически произошли от них — см. выше). А тех общепризнанных «публичных свидетельств», которые могли бы убедить атеистов, также не существует, притом не без причин. Как сказал весьма именитый в свое время философ и историк философии Дитрих Генрих Керлер (1882–1921), «даже если бы можно было доказать математически, что Бог существует, я бы не хотел, чтобы Он существовал, поскольку это ограничивает меня в моем величии»[132]. Но ведь для того, кто мыслит в подобной интенциональности, которая была очень правильно идентифицирована Алвином Плантингой — в ответ на ту же саму претензию, предъявляемую атеистами теистам — как «мышление, исходящее из желаний» (wishful thinking)[133], никак не может быть теистических аргументов более «объективных», чем другие — опираются ли они на откровения или на законы природы.

§ 5.

В решении вопроса о духовно-практической пользе обоснований существования Бога вполне можно придерживаться стратегии «срединного пути» между двумя симметричными крайностями, которая была всегда почитаема у самых разных развитых народов. Начиная же с «Никомаховой этики» Аристотеля она и вовсе получила статус базовой составляющей практического разума.