4) следовательно, Бога, совершенного в любви, нет;
5) следовательно, Бога нет[170]
.Тут требуются два уточнения. Под оправданным неверием подразумевается «непорочное неверие» (
Как нашему известному поэту Валерию Брюсову быстро удалось достичь своей вожделенной цели — упоминаться в энциклопедиях, так и Шелленбергу удалось весьма скоро найти последователей[171]
. Один из них, Майкл Теодор Дранж, решил его аргумент улучшить (1998) — отказавшись от различения «оправданного» и «неоправданного» неверия и усомнившись в том, что теисты верят именно в любящего, а не в сурового Бога. Решил он внести и большую драматичность в сам феномен неверия, чем та, которая присутствовала у Шелленберга. В результате получился уже видоизмененный силлогизм:1) если Бог есть, то он хочет, чтобы все люди уверовали в него перед смертью;
2) он может и осуществить такое положение дел;
3) он не может желать ничего, что могло бы у людей конфликтовать с этим желанием или по крайней мере быть столь же важным для них, как осуществление данного желания;
4) но не все люди достигают веры перед смертью;
5) следовательно, Бог не существует.
Другое уточнение Дранжа состоит в том, что вера является источником и других великих благ — уверенности, спокойствия и т. д., которых Бог лишает человека, а он бы так не поступил, если бы существовал. При этом Дранж совершенно непоследовательно разделяет аргумент от зла и от неверия, которое лишает человека многих благ (не является ли то, что лишает нас благ, злом?!), но не скрывает прагматики своей аргументации: с его точки зрения аргумент от неверия больше поражает христианского Бога, который очень хочет человеческой веры, и потому данный аргумент следует считать и более эффективным[172]
.Шелленберг учел его дружескую критику, отказавшись от понятия «оправданного» и даже «непорочного» неверия. В статье «Возвращение к аргументу от сокрытости» (2005) он пишет о несовместимости существования Бога с неверием тех, «кто не закрылись по свободному выбору от него и способны на эксплицитные и положительно значимые отношения с ним» и не закрывают добровольно глаза, когда видят свет, и подкрепляет свою позицию аналогией с подлинно любящей родительницей (во всяком случае он настойчиво употребляет политкорректно нагруженное местоимение she в применении к существительному parent), которая ни за что не допустит препятствия в общении с ней ее ребенка[173]
. А в статье с риторическим названием «Скрылся ли бы любящий Бог от кого-нибудь?» (2011) он снова шлифует модальность стремлений людей к Богу (поднимая их до персоналистического пафоса), которые последний не удовлетворяет, и награждает себя еще более длинным силлогизмом, напоминающим хороший монолог:1) если вселюбящего Бога нет, то Бога (как такового) нет;
2) если вселюбящий Бог есть, то есть Бог, который всегда открыт для личных отношений с каждой человеческой личностью;
3) если есть Бог, который всегда открыт для личных отношений с каждой человеческой личностью, то ни одна из них не может не знать о Его существовании, не сопротивляясь этому знанию (non-resistantly);
4) если вселюбящий Бог есть, то ни одна человеческая личность не может не знать о Его существовании, не сопротивляясь этому знанию (из посылок 2 и 3);
5) но некоторые люди не знают, что Бог есть, не сопротивляясь этому знанию;
6) потому вселюбящий Бог не существует (из посылок 4 и 5);
7) потому Бог не существует (из посылок 1 и 6)[174]
.