Джером Дэвид Сэлинджер заявил о себе как писатель в годы, которые обычно квалифицируются литературной критикой США как «молчаливые», «робкие» (1945–1955). Имеется в виду засилье так называемой охранительной и конформистской литературы, хотя в это же время продолжали творить реалисты, заявившие о себе еще в двадцатые («кипучие») и тридцатые («гневные») годы, — С. Льюис, Э. Хемингуэй, У. Фолкнер, А. Мальц.
Это была пора, отмеченная началом «холодной войны» и разгулом маккартизма. Антикоммунистическая истерия, антисоветская пропаганда, соответствующая расстановка сил во внутренней и внешнеполитической жизни США обусловили вполне определенные тенденции развития американской охранительной литературы того периода. Ее отличали откровенный конформизм, неограниченный индивидуализм, намеренная слепота в социальном отношении, крайне узкие горизонты, боязнь показа окружающего мира. Однако диалектика американского литературного процесса той поры состояла в том, что именно в это время, в «робкое десятилетие», появились художники, которые дали толчок радикальным тенденциям первой половины 60-х годов. Дж. Джонс и Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Болдуин и Б. Маламуд, С. Беллоу и Р. Эллисон, Н. Мейлер и Ф. О'Коннор, У. Стайрон и Т. Капотэ, Дж. Барт и Дж. Чивер в те мрачные годы подняли голос протеста против конформизма. Стремясь объяснить действительность и противостоять конформизму, они, однако, испытывали в этих поисках смысла и причин происходящего несомненной влияние философии экзистенциализма.
Приверженцы этой философской системы появились в США еще в 20-е годы, когда У. Лоури начал переводить на английский язык собрание сочинений Кьеркегора. В 1928 г. в США переселился из Германии К. Рейнхардт, чьими усилиями было положено начало психоаналитическому направлению американского экзистенциализма. В 1933 г. сюда переехал (также из Германии) П. Тиллих, который позднее стал одним из ведущих теоретиков экзистенциалистской эстетики. Однако американским писателям культивировавшаяся в некоторых университетах Соединенных Штатов «философия существования» до поры до времени была незнакома и пришла к ним не отсюда, а из Европы, где экзистенциалистская концепция бытия получила в кругах западной интеллигенции широкое хождение благодаря произведениям Камю и Сартра.
Пришедших в американскую литературу после второй мировой войны разных по творческому диапазону, степени дарования и философскому кругозору Сэлинджера, Мейлера, Болдуина, Стайрона и других писателей критического направления объединяло как художников обращение преимущественно к «роману нравов», к сфере личных переживаний героя. И экзистенциализм, трактующий трагедию одинокой личности перед лицом враждебного ей мира, как бы указывал писателям (которых ужасала деперсонализация индивида в американском обществе и волновала проблема его отчуждения) на возможность некоего спасения, противостояния удушливой атмосфере тех лет. Ведь проблема отчуждения личности понималась этими писателями (и понимается преимущественно по сей день), как главная и единственная неустроенность современной жизни. А борьба «без надежды на успех» представлялась (и зачастую представляется многим и теперь) единственным выходом для человека буржуазного общества.
Конечно, остро критикуя в пору «робкого десятилетия» различные стороны современной им американской действительности и противостоя тем самым охранительной литературе конформистов и «молчаливому большинству», перечисленные выше художники слова своими произведениями в какой-то степени подготовили антиконформистское движение американской молодежи 60-х годов.
Прокатившиеся в 1961 г. по южным штатам первые «марши свободы» ознаменовали начало «бунта молодежи», вывели молодых людей, в особенности студентов, из той спячки и апатии, в коей пребывала молодежь США до тех пор. Волнения в студенческих «кэмпусах», стремление молодых людей к осуществлению своего влияния на академическую политику университетов, колледжей было, несомненно, прогрессивным периодом в истории молодежных движений в США. Студенты бросали учебу, устраивали демонстрации против войны во Вьетнаме, не являлись на призывные участки, становились так называемыми людьми улицы, отказывались от ценностных идеалов своих отцов и дедов, смеялись над традиционным американским приматом «разумности и порядка».
Но при всем своем размахе и радикальности лозунгов, движение это не привело молодежь США к выходу из тупика индивидуализма, разобщенности и отчуждения. Проповедь борьбы «без надежды на успех» и анархические теории всеобщей «свободы любви» и самовыражения, которыми это движение питалось, не давали, не могли дать американской молодежи сколько-нибудь ясной программы действий.