Философские сказки для обдумывающих житье или веселая книга о свободе и нравственности

Люди умирают все. Но кто-то угасает в глубокой старости, а кто-то скоропостижно разваливается от кучи болезней.

«Хлеб ешь с маслом и колбасой, чтобы посытнее, а бутерброд надо запивать!»

С первого до последнего слова это обосновано так же глубоко, как использование настоя сушеных черных жаб против любовной привязанности.

По ритуалу, и это не обсуждается, в еду надо добавлять соль и сахар.

Если все-таки попробовать расшифровать ритуальный смысл, это делается только для того, чтобы обмануть организм, вызвать в нем искусственное желание есть еще и впихнуть в него еды побольше.

Дети садятся за стол. «Мам, дай сначала попить!» – «Нет, сначала картошка!» Почему? Отказ не мотивирован – действует просто ритуал, по которому КОМПОТ ВСЕГДА НА ТРЕТЬЕ. «Не будет после компота есть картошку?» – Ну и слава Богу, компотные фрукты полезнее.

Возможен, правда, расчет на то, что картошку он съест, потому что голодный, а компот – потому что компот вкусный. И тогда ребенок съест больше. То есть мама снова решает задачу, как бы ребенка поплотнее набить едой. Очередной – скрытый – вариант пищевого насилия.

А вот другая исходная ситуация: есть очень горячий суп и совершенно холодная картошка. Чтобы не ждать, пока остынет суп, и не разогревать картошку, я предлагаю просто всю картошку бубухнуть в суп, и будет одно блюдо нормальной температуры. Все женщины в ужасе машут на меня руками: ведь суп – это Первое, а картошка – Второе.

Убедительно, правда? Поэтому супом все обжигаются, а картошку разогревают на сковороде, насыщая канцерогенами. Зато – едят «как люди».

Я понимаю, что размышлять над тем, что делаешь, не хочется. Я знаю, что с помощью ритуалов можно не думать никогда. Но – все-таки – может быть?..

Веселый ответ моей Чуды: «Не на-дей-ся!»

Естественно, я не против ритуалов и традиций как таковых. Я очень даже за. Просто ритуалы и традиции бывают очень разные.

О Кате, Насте и порядках на поляне

Потому что у природы есть такой закон природы.

А. Галич

Вышли мы как-то «Синтоном» в поход, расположились на поляне – человек сто. Всем хорошо и весело, но вот Настя, ей восемь лет, начинает ныть и занудно требовать от мамы Кати какой-то ерунды. Катя – сильный человек и умница, пробует как-то договориться – нет, Настя хнычет и пристает. Я понимаю, каждый человек имеет право на плохое настроение, но здесь шла уже очевидная игра, в которой мама проигрывала, а дочка садилась ей на шею.

Кстати, голоса их сливались в такой чудесный унисон, что было ясно: пусть дочка запевала, но мама-то – тихая подпевала… Тем не менее воспитательный процесс я решил начать с Насти. Я подошел к ним и попробовал с ней поговорить – нет, в ее планы это не входило. Тогда, получив от мамы Кати разрешение на свободу действий, я беру Настю в охапку и несу к пруду. Чадо орет и зовет маму, но уже поздно.

Мы сели на обрывистый берег, свесив ножки над водой, и стали беседовать о жизни и о том, как вести себя можно, а как – нет. Настя пробовала капризничать дальше, но смысла в этом уже не было, потому что расклад сил в ситуации стал другой.

Мне от нее ничего не надо, а ей хочется воли. Соответственно условия могу ставить я, а не наоборот.

И я ей раз за разом спокойно объясняю, что начальник здесь – я и что в моем лагере капризничать и ныть – не принято. А кто буянит или канючит, тех относят сюда на берег, чтобы они успокоились и пришли в себя. И они не вернутся в лагерь до тех пор, пока не начнут говорить нормальным голосом и вести себя как полагается.