Философские трактаты

XXXIV. «Квинт Фабий[869], я хочу, чтобы ты принял со мной участие в ауспиции!» — «Я внял тебе», — отвечает тот. Раньше при наших предках первые слова были обращены только к опытному, теперь к первому попавшемуся. Должен быть обязательно опытным тот, кто понимает, что значит «тишина» («silentium»). Ибо тишиной при ауспициях мы называем отсутствие всяких неблагоприятных примет. (72) В этом разбирается только превосходный авгур. А бывает, что, когда совершающий ауспиции обращается к тому, кого привлекает к участию в них, со словами: «Скажи, если ты увидишь, что наступила тишина?», тот, не поглядев ни вверх, ни по сторонам, сразу отвечает: «Вижу, наступила тишина». После этого первый спрашивает: «Скажи, едят ли?» — «Едят». — «Какие птицы?» или «Где?» — «Принес, — говорит, — в клетке цыплят (pulli) тот, кто по этой причине называется «цыплятником» (pullarius)». И эти-то птицы служат провозвестниками воли Юпитера! Едят они или нет, какое это имеет значение? Никакого для ауспиций. Но необходимо, чтобы, когда они едят, у них кое-что выпало изо рта и ударилось о землю (terram pavire), (оттого это и было названо сперва «terripavium», затем «terripudium», а теперь уже говорят «tripudium»). И когда изо рта курицы выпадет кусочек пищи, тогда тому, кто прибегнул к ауспициям, возвещают благоприятное предзнаменование (tripudium solistimum)[870].

XXXV. (73) Так может ли в этом ауспиции быть что-то божественное, если он такой вынужденный и вымученный? Древние авгуры им не пользовались, чему свидетельством служит имеющееся у нас старое постановление коллегии о том, что tripudium может сделать всякая птица, а ауспиций считался законным, если только птица могла свободно себя показать, в этом случае в ней можно было видеть вестницу и спутницу Юпитера. А ныне, когда ее приносят заключенную в клетку и полумертвую от голода, если она накинется на рассыпанную кашу и при этом у нее изо рта выпадет кусочек, ты считаешь это ауспицием? Ты думаешь, и Ромул так совершал ауспиции? (74) Ведь раньше за небом наблюдали обычно те самые, которые совершали ауспиций. Теперь велят это «цыплятнику», он и возвещает: «Молния слева»[871]. Мы ведь считаем, что молния слева — это наилучшее предзнаменование для всех дел, кроме созыва комиций, а это исключение было сделано в интересах государства, чтобы руководители государства могли, толкуя ауспиции по своим соображениям, проводить или не проводить комиции, будь то для решения судебных дел или для утверждения законов, или для выбора магистратов.

Ты напомнил[872], что консулы Сципион и Фигул после того, как Тиберий Гракх признал в письме правоту авгуров, решивших, что консулы были избраны неправильно (vitio), отказались от должности. Но кто же отрицает то, что у авгуров есть своя наука? Я отрицаю только дивинацию. Но, [скажешь], а ведь в этом случае авгуры действительно оказались провидцами. Когда Т. Гракх вызвал их в сенат по поводу внезапной смерти того, кто должен был доложить решение первой центурии, авгуры объявили, что собиравший голоса не был правомочен. (75) Заметь, однако, что, во-первых, это обвинение не коснулось того, кто собирал голоса, — ведь он уже был мертв. Так что это можно считать (просто) догадкой, без всякой дивинации. Затем могло произойти также случайное совпадение, что при таких обстоятельствах никак нельзя исключить. Ведь, что могли знать этрусские гаруспики о том, насколько правильно была установлена авгурская палатка? Или о законах, [касающихся] святости границ померия?

Что касается меня, то я согласен скорее с К. Марцеллом, чем с Ап. Клавдием (которые оба были моими коллегами), и считаю, что если права авгуров (ius augurum) первоначально были установлены вследствие веры в дивинацию, то впоследствии они были сохранены и удержаны в интересах государства.