Велико искушение счесть Руссо эдаким наивным пасторальным луддитом, призывающим человечество вернуться к собирательству и охоте, а также драться у костра за приглянувшийся камень. Но он явно не подходит под это описание. Руссо говорил не о возврате в пещеру, но о переосмыслении отношений с природой — о том, чтобы сделать это пещеру более пригодной для жизни. Он предвидел возникновение экологических проблем за десятилетия до наступления промышленной революции и за столетия до того, как были проложены южнокалифорнийские автострады{2}
.Тяга Руссо к природе никогда не была заветом, который он передавал своим последователям. Это был мысленный эксперимент. Что, если мы освободимся от искусственности, навязанной обществом, словно от излишков косметики, и откроем более истинных себя? Вот что предлагал Руссо. Под оболочкой образцового страхового агента кроется бунтарь-подстрекатель, внутри офисного сотрудника — энтузиаст-альпинист, желающий вырваться на свободу.
Покинув старую комнатку Руссо на острове, который уже не остров, я прикрываю глаза от солнца. Теперь у меня есть выбор: либо взять водное такси обратно до городка, либо прогуляться пешком. Я выбираю прогулку.
Иду один. У меня есть цель. Я отпускаю разум на свободу — но не слишком далеко, и у меня начинает получаться: «Нет, это говорит гордыня. Пусть она замолчит. Почувствуй контакт с землей. Вот так будет лучше».
Я нащупываю ритм. Ощущаю происходящее вокруг меня — пение птиц, приятное похрустывание щебня под ногами. Я иду, иду и снова иду. Начинают болеть ноги, я натер ступни. Но я продолжаю идти. Мне больно и одновременно приятно.
Я делаю неплохие успехи. Сколько, интересно, я сделал шагов? По привычке я разворачиваю к себе запястье, чтобы посмотреть на фитнес-браслет, но останавливаю себя. Делаю глубокий, жадный вдох, словно ныряльщик, поднявшийся на поверхность моря.
Где-то на полпути я ощутил легкий, но безусловный сдвиг в моем… в чем же именно? В сознании? Нет. В сердце. Все ожидания, которые роились в моем мозгу, — желание «постичь» Руссо, прийти к новым философским открытиям, — все это ушло. Я иду, но не чувствую себя тем, кто идет. Я сам и есть «иду», глагол без существительного.
Еврейский теолог Абрам Хешель называл Шаббат «святостью во времени»[48]
. Прогулка — святость в движении. Душевный покой, который мы ощущаем все яснее с каждым шагом. Спокойствие, которое всегда с тобой.Боль стремительно покидает меня. С каждым шагом я чувствую, как испаряется несомый мною груз, прибывает энергия, словно в мои ботинки, как в шины, кто-то подкачал воздух. Я чувствую твердь обетованную — как она строга и легка одновременно. И все шагаю дальше.
Солнце клонится к закату, и я ощущаю присутствие какой-то особой сущности, словно мои ноги ступают по спине огромного доброго существа. Я не могу назвать это существо, но я знаю — с неожиданной для самого себя уверенностью, — что оно старо как мир и появилось давным-давно, когда и слов-то еще не существовало.
4. Видеть, как Торо