Философский камень

Зенон ее успокоил: он просто для собственного удовольствия собирает травы, а теперь возвращается в Брюгге. Как он и предполагал, ферма принадлежала Филиберу Лигру владетельному сеньору Дранутра и Ауденове, важной шишке в Государственном совете Фландрии. У этих богачей прозваний не счесть, сказала добрая женщина.

— Знаю — подтвердил он. — Я сам из этой семьи.

Она посмотрела на него с сомнением. Уж очень небогато одет был путник. Он сказал, что однажды, давным-давно, побывал на этой ферме. Все выглядит почти так, как ему запомнилось, только стало поменьше.

— Коли вы приезжали сюда, верно, и меня видели; вот уж полвека я сиднем сижу на этом месте. Ему вспомнилось, что после трапезы на свежем воздухе остатки еды отдали обитателям фермы, но лиц их память не сохранила. Женщина села возле него на скамью. Гость всколыхнул в ней воспоминания.

— Хозяева в те поры еще наезжали сюда, — продолжала она. — Я дочь бывшего фермера, тут было одиннадцать коров. Осенью господам в Брюгге отправляли, бывало, целую подводу с горшками соленого масла. Теперь-то все по-другому, все в запустение пришло... да и руки у меня с холодной воды ломит...

Сцепив скрюченные руки, она уронила их на колени. Он посоветовал ей каждый день погружать пальцы в горячий песок.

— Чего-чего, а песку здесь хватает, — отозвалась женщина.

Мальчонка все кружился волчком по двору, издавая какие-то нечленораздельные звуки, Похоже, он был слабоумный. Женщина окликнула его, и, едва он засеменил к ней, выражение непередаваемой нежности озарило ее некрасивое лицо. Она заботливо отерла слюну в уголках его губ.

— Вот вся моя отрада, — ласково сказала она. — Мать в поле работает, с нею еще двое сосунков.

Зенон спросил, кто их отец. Им оказался хозяин «Святого Бонифация».

— У «Святого Бонифация» были неприятности, — заметил он тоном человека, осведомленного о местных делах.

— Теперь-то уж все обошлось, — сказала женщина, — он согласился на Мило работать. Без заработка ему никак нельзя, из всех моих сыновей только двое у меня и остались. Я, сударь, двух мужей пережила, — продолжала она. — А детей у меня всего-то было десятеро. Восемь успокоились на кладбище. Убиваешься, убиваешься, и все зазря... Младший в ветреные дни подсобляет мельнику, так что кусок хлеба всегда в доме есть. Да еще ему дозволено подбирать остатки мелева. Земля-то здешняя хлеб плохо родит.

Зенон глядел на покосившееся гумно. Над дверью, как было принято, висела сова — должно быть, ее сшибли камнем и прибили к косяку живьем, остатки перьев шевелились на ветру.

— Зачем вы замучили птицу, которая приносит пользу? — спросил он, указав пальцем на распятого хищника. — Она ведь уничтожает мышей, которые пожирают хлеб.

— Не знаю, сударь, — отвечала женщина. — Так велит обычай. И потом, их крик предвещает смерть.

Он промолчал. Видно было, что она хочет его о чем-то спросить.

— Я насчет беглецов, сударь, что переправляются на «Святом Бонифации»... Чего уж говорить, нам тут всем от них прибыток. Нынче, к примеру, шестеро заплатили мне за кормежку. На некоторых поглядишь — прямо жалость берет.,. А все ж таки честный ли это барыш? Бегут-то они недаром... Герцог и король небось знают, что делают.

— Вам незачем справляться, кто эти люди, — сказал гость.

— И то правда, — подтвердила она, кивнув головой. Из копешки нарванной ею травы он взял несколько былинок и просунул сквозь прутья корзины — крольчата тут же принялись их жевать.

—Берите, сударь, крольчат, коли они вам нравятся, — сказала она с готовностью. — Они жирные, нежные, в самый раз... В воскресенье мы бы их зажарили. И всего по пяти су за штуку.

— Мне — кроликов? — удивился он. — А сами-то вы что будете есть в воскресенье?

— Ах, сударь, — она умоляюще поглядела на него. — Не одними ведь харчами... Я прибавлю выручку к трем су, что вы мне должны за молоко с хлебом, и пошлю невестку купить шкалик в «Прекрасной голубке». Надо же когда-нибудь и душу повеселить. Мы выпьем за ваше здоровье.

У нее не нашлось сдачи с флорина. Зенон этого ждал. Не все ли равно. Довольный разговором, он словно помолодел: в конце концов, как знать, быть может, эта самая старуха пятнадцатилетней девушкой присела в благодарном реверансе перед Симоном Адриансеном, давшим ей несколько су. Зенон взял свою сумку и, сказав несколько прощальных слов, двинулся к ограде.

— Их-то не забудьте, сударь, — окликнула его женщина, протягивая корзину с кроликами. — Ваша хозяйка спасибо скажет. Таких в городе не сыщете. А уж раз вы вроде как из господской семьи, помяните господам, чтобы крышу нам до зимы починили. А то в доме льет в три ручья.