"Тима, ты извини за столь долгую задержку с ответом. Объясняется это просто. Был в отъезде, дела заставили меня поехать в Иркутск, а письмо твое все это время, дожидаясь моего возвращения, лежало-полеживало во Владивостоке.
Знаешь, Иркутск, между прочим, очень похорошел. Или потому, что сейчас - золотая осень. Или руки человеческие хорошо потрудились, приводя его в порядок. Или просто у меня оказалось отличное настроение. Но так или иначе, а с Иркутском я снова повидался как со старым и добрым знакомым.
Кстати, о знакомых людях. Ну, в военном округе - дело понятное, там по-прежнему, как были, все свои. А вот я с кем встретился! Помнишь ли ты кочегара Петунина Василия Егорыча, что приходил к нам и рассказывал грустную историю? Невестку у него при отступлении белые убили, а сын Григорий подсел в воинский эшелон, да так и пропал без вести. Адрес Петунина у меня сохранился, время нашлось - я и зашел проведать человека. Очень он был обрадован этому. Да и я тоже. Старику было приятно, что я вспомнил его, а мне было приятно, что он помнит меня.
С сыном его до сих пор нет ясности. Даже больше - туман сплошной! Василий Егорыч сам съездил на место предполагаемой гибели Григория, расспросил тамошних жителей, присутствовавших при захоронении в братской могиле убитых красноармейцев. "Нет, нет, - сказал он мне, - точно знаю теперь: Гришки там нету". После этого Василий Егорыч разыскал еще и демобилизованного красноармейца, который ехал как раз в том эшелоне, куда на перегоне подсел Григорий. Ехал вместе с ним в одном вагоне. Так этот красноармеец заверил Петунина, что в бою с бандитами у безымянного разъезда сын его не участвовал, так как сошел с поезда раньше, за несколько остановок до разъезда. Понимаешь, какая история! Не на линии фронта, а в тылу человек пропал без вести. Был бы жив, конечно, отцу родному подал бы голос.
Вот и решил Василий Егорыч: "Всю Сибирь пройду, а Гришку найду, хотя бы кости его. На своей же земле они!" Каждый отпуск ездит теперь по линии железной дороги, на полсотни верст в обе стороны все деревни обходит пешком, выспрашивает, не находили ли где в лесу мертвое тело. И пока - существенного ничего. Впрочем, вроде бы кое-какие следы и нащупывались. Будто бы то в одном, то в другом месте его видели, фамилию называл, печальную историю свою рассказывал. Но, по описанию, чертами лица с Григорием не очень-то схож. В общем, надежды, конечно, нет.
А человек ходит, ищет. Вот, Тима, отцовское чувство! Почтительно склоняю голову перед ним.
Теперь о том, что тебя беспокоит. Твоя загадка тоже не из легких. Но чтобы сделать ее все же хоть чуточку попроще, давай между собой сразу условимся: начисто отбросить слово "белячка". Ну, какая же Людмила Рещикова белячка!
Да, по происхождению, по документам она, что называется, офицерская дочь. Но ведь осознанных политических убеждений у нее в те годы никаких не существовало. Это же еще был воск, из которого можно вылепить что угодно... Что же она из себя представляет сейчас? Теперь, Тима, дорогой мой, надо судить о ней, как о человеке с определенными взглядами. А вот что за взгляды сложились у нее в семье Голощековых - правильные или неправильные, - я не знаю. Кстати, этого по-настоящему и из твоего письма понять нельзя.
Допустим, правильные. Чудесно! Одним хорошим, надежным человеком в республике станет больше.
А допустим, неправильные. Страшно это? Не очень. Побороться за человека светлой души, как ты пишешь, - дело стоящее. Не думаю, чтобы она могла в той среде сформироваться убежденной "контрой", как по твоим словам оценил ее с размаху наш Володя Сворень. За ним это водится. Он даже меня, помнится, несколько раз ловил на каких-то несоответствиях. Сердиться на него за это не следует. Классовая линия, конечно, должна соблюдаться, и ох как тщательно и бережно! Без этого нельзя, никак нельзя!
Но от теории вернемся к практике, от общих положений к определенному человеку, к личности - Людмиле Рещиковой.
Ясно, что в прежнем положении ей оставаться негоже. Но почему она должна перебраться именно в Москву? Я понимаю: ты хочешь о ней позаботиться. Но, Тима, не преувеличивай своих возможностей! Ты ведь - курсант, связанный железной воинской дисциплиной. И много сделать при всем желании не сможешь, в конечном счете ты предоставишь эту девушку ее собственной судьбе, а хуже того - игре случая. Рассчитывать целиком на Мардария Сидоровича Мешкова в этом случае тоже не очень-то разумно.
Но дело не только в этом. Путь, который рисуется тебе для Людмилы, - не лучший путь. Ты ей, по существу, предлагаешь побег. И не только из семьи Голощековых, но и вообще из той среды, в которой она сейчас находится.
Видишь ли, Тима, есть железное правило всех революций: кто не с нами, тот против нас! Справедливое правило.