Величие души. По словам Аристотеля, способность считать себя достойным великих дел и действительно быть этого достойным («Никомахова этика», книга IV, 7–9). Добродетель героев, как смиренность – добродетель святых. Древнегреческая добродетель против добродетели христианской.
Великодушие противостоит одновременно низости (или ничтожности, т. е. неспособности считать себя достойным великих свершений и в действительности таким и быть) и тщеславию (иметь с виду и на языке больше, чем в душе, т. е. верить, что ты способен на нечто такое, чего тебе никогда не добиться). Понятие великодушия довольно точно соответствует введенному Спинозой понятию
Величественность (Majesté)
Видимое «невооруженным глазом» превосходство, вызывающее уважение и необходимость повиноваться. Не случайно Ален называл себя «врагом всякого рода величественности». Он же дал ей прекрасное определение: «Величественность есть все то, что, обладая властью, жаждет еще и уважения». Величественность хочет властвовать и над умами тоже. Вот почему она либо нелепа, либо деспотична.
Величие (Grandeur)
Количественная характеристика качества, восприни маемая как нечто положительное, иногда с подчеркнуто эмоциональной оценкой (как обратное мелочности). Выражения «величие духа» или «величие души» есть прямой перевод греческого
Немецкое слово, означающее «мировоззрение». Под этим термином принято понимать нечто вроде спонтанной философии, не имеющей строгих очертаний, то есть совокупность интуитивных догадок, верований, смутных идей. Приверженцы
Вера (Foi)
Убеждение, не подкрепленное никакими доказательствами и, как всякая вера, легко обходящееся без них, заменяющее их волей, доверием или благодатью. Весьма двусмысленное, чтобы не сказать подозрительное преимущество. Верить значит доверяться кому-то и подчиняться ему. Всякая вера грешит самонадеянностью и отсутствием знания.
Вера, пишет Кант, есть убеждение, имеющее достаточное основание с субъективной стороны, и только («Критика чистого разума», «Трансцендентальное учение о методе», глава II, раздел 3). Следовательно, она годится лишь субъектам, готовым удовлетвориться собственной субъективностью. Остальным требуется сомнение, сопровождающее веру и делающее ее приемлемой.
В самом обычном смысле слово «вера» обозначает религиозное верование и все, что ему подобно. Это вера в истину как в ценность и в ценность как в истину. Верить в справедливость, например, значит не только любить справедливость, но и верить, что она существует. Верить в любовь значит не просто любить, но и возводить любовь в абсолют, который должен существовать независимо от множества наших весьма относительных «любовей». Вот почему вера главным образом связана с Богом. Именно Бог есть абсолютное средоточие ценности (которую следует любить) и истины (которую следует познавать или признавать). В то же самое время это обозначает и предел веры: если бы мы познали Бога, нам не было бы нужды в него верить.
Вера связана также и с будущим. Она являет собой нечто вроде метафизической утопии: надежда выдумывает себе объект и с его помощью преобразуется в истину. Как писал Кант, это означает верить, «что что-то есть… потому что что-то должно случиться». Это искреннее заблуждение и есть религия.
Веру питает только незнание о своем объекте. «Поэтому мне пришлось ограничить знание, – признает все тот же Кант, – чтобы освободить место вере» («Критика чистого разума», Предисловие ко 2-му изд.). На протяжении последних 25 столетий ученые занимаются как раз обратным.