Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи

Скорее всего, сам Шумпетер не остался бы в восторге от такой оценки своего вклада. С другой стороны, он вряд ли стал бы спорить. Он желал быть великим экономистом, и трудно сказать, считал ли он именно это, единственное из трех его желаний, нереализованным. Интересно, что, несмотря на мольбы студентов и коллег, Шумпетер никогда не читал лекций о собственных теориях; один ученый предположил, что в конечном счете причиной тому было ощущение несовершенности собственных формулировок. Мы не знаем, желал ли он стать великим провидцем — он стал таковым в любом случае. Каждый заинтересованный в экономике человек обязан познакомиться с ним, аналитиком или прорицателем, — и не только из-за произошедших благодаря ему несомненных прорывов в нашей дисциплине. Двигая экономику вперед, Шумпетер наглядно продемонстрировал, насколько ограничены ее возможности.

10. Конец философии от мира сего?

В предисловии содержалось предупреждение о, возможно, не самом приятном финале нашего пути. Может показаться, что название этой главы лишь подтверждает эти опасения. Но я хотел бы напомнить читателю, что слово "конец" можно понимать двояко: как завершение чего-либо или достижение цели. Начиная разговор о полезности и перспективах предмета, чье название было так удачно мне подсказано в тот момент, когда я дописал книгу, но не знал, как ее назвать, мы не должны ни на минуту забывать об этой двойственности.

С какой стороны подступиться к непростому заданию? Я думаю, что разумнее всего вернуться в начало и напомнить себе и читателю об истинном предмете экономики. Разумеется, речь идет не о простом обсуждении цифр, прогнозов и официальных заявлений властей, которыми полнятся ежедневные газеты. Кроме того, экономика — это и не только знакомые любому студенту кривые спроса и предложения. По своей глубинной сути экономическая наука является системой знаний, чья цель — пролить свет на принципы работы, а следовательно, на проблемы и будущее сложного социального механизма, который мы называем экономикой.

До сих пор едва ли не главной отличительной чертой подобных попыток объяснения было их удивительное разнообразие. Идущего на поводу у меркантилистов монарха и маршалловского клерка, общество совершенной свободы Адама Смита и охваченное промышленным саботажем общество Веблена едва ли можно представить в виде звеньев одной цепи. Тем не менее в заключительной главе я постараюсь посмотреть на кажущуюся неразбериху под иным углом зрения и, вместо того чтобы подмечать поверхностные различия, сосредоточусь на выявлении общей структуры.

Нам не помешает вспомнить о проблемах, обсуждавшихся во второй главе. Мы говорили, что человечеству удалось выжить на протяжении первых 99% времени своего пребывания на земле благодаря традициям, заложенным в практику охоты и собирательства, но назвать этот набор правил и табу "экономикой" можно едва ли. Это же касается и куда более сложных и изобретательных систем, появившихся в третьем-четвертом тысячелетии до нашей эры, обществ, которые строили города, ирригационные системы и великие пирамиды. Как мы видели, отныне повседневная жизнь человека управлялась не только прошедшими испытание временем традициями, но и доселе неизвестной силой планирования.

Возможно, в истории не было более драматичной эпохи, но необходимо ли привлекать "экономические" идеи для объяснения или понимания переворота, совершенного возникновением плана? Не думаю. К примеру, одним из центральных элементов аппарата экономики всегда были цены и их изменения, но у вытесываемых во времена фараонов глыб не было никакой цены, да и на сами пирамиды вряд ли можно наклеить ценник. Действительно, плановая организация жизни привела ко многим поразительным изменениям. Но она не породила абсолютно новые формы организации производства и распределения, для анализа которых нам могла бы потребоваться экономическая наука.

Что же предшествовало появлению этого способа восприятия жизни и функционирования общества? В той же самой главе мы говорили о том, как средневековые традиции и феодальное планирование уступили место новому общественному порядку, и разъяснить его суть с использованием имевшихся методов было трудно. Спустя определенное время порядок этот нарекут капитализмом, способ организации нашей материальной деятельности — экономикой, а новое объяснение — экономической наукой.

Я не буду слишком подробно описывать принесенные капитализмом перемены. Во-первых, организация производства и распределения необходимых обществу материальных благ теперь положительно зависела от желания людей разбогатеть. Читатель может отметить про себя, что никогда еще стремление к обогащению не считалось достойным и уж тем более не встречало всеобщего одобрения. В случае с королями — да, конечно, с мореплавателями — может быть, но с представителями низших слоев общества — ни в коем случае.