Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи

Если… нам предстоит совершить выбор между Коммунизмом с его возможностями и нынешним положением вещей с его страданием и несправедливостью, если институт частной собственности неизбежно несет в себе распределение продукта труда практически в обратной пропорции относительно самого труда — наибольшую часть тем, кто вообще никогда не работал, часть поменьше тем, кто практически не работал, и так далее, причем вознаграждение убывает по мере того, как труд становится все более тяжким и менее удовлетворительным, в результате чего самый утомительный ручной труд не может гарантировать получения даже необходимых для выживания благ; так вот, если мы выбираем между этим порядком и Коммунизмом, то все недостатки последнего, более крупные и поменьше, обращаются в пыль[108].

Но, поспешил добавить Милль, выбор перед нами стоит несколько иной. Он предполагал, что принцип частной собственности еще не успел как следует проявить себя. Господствующие в Европе законы и институты до сих пор отражают жестокие нравы феодального прошлого, а не дух реформ, и осуществить реформы можно, лишь применяя те самые принципы, о которых он и писал.

Таким образом, Милль остановился в шаге от защиты революционных преобразований по двум причинам. Во-первых, в грубостях и невзгодах повседневной жизни он видел необходимый выход для людской энергии.

Должен признаться, что я не симпатизирую тем, кто считает, будто борьба за существование является естественным состоянием человеческого рода, будто давка, толкотня, работа локтями и хождение по головам — на чем основан нынешний общественный порядок — делают его лучшим из всех возможных или по крайней мере являются неотъемлемой частью этой фазы промышленного развития[109].

Но, презирая стяжательство, Милль видел и его пользу:

Несомненно, человеческая энергия должна найти свое применение в борьбе за богатство, как раньше в военных противостояниях, — до тех пор, пока лучшие умы не обучат остальных тому, что знают, — в противном случае людские навыки заржавеют и потеряют свою ценность. Если умы недостаточно изящны, им не нужны изящные побуждения к действию[110].

Была и вторая, пожалуй, более убедительная причина. Взвешивая все за и против касательно идеального общества коммунизма, Милль столкнулся с трудностью и написал о ней так:

Вопрос в том, сохранится ли простор для индивидуальности и характера; не станет ли общественное мнение тяжелым ярмом на шее необычных людей; не приведет ли полная зависимость каждого члена общества от всех остальных, вкупе с наблюдением всех за каждым в отдельности, к измельчанию, вырождению всех мыслей, чувств и действий в однородную массу… Ни одно общество, где эксцентричность является достаточной причиной для упреков, не может считаться здоровым[111].