Фильтр

Мы с Галкеем договорились встретиться у Фонтана после сверки текстов и пойти вместе в оазис к речке. Там мы нередко на своём месте кидались галькой в лягушек, соревновались в сбивании грибов с деревьев и обсуждали будущее великого текста. Но почему-то в этот раз Галкей опаздывал.

Он подошёл к Фонтану мрачный как ночь. В его глазах читалось глубокое уныние.

– Ты чего? Так сильно разнесли?

– Не просто разнесли. Назначили комиссию.

– Тебя подозревают в том, что ты Фильтр?

– Да, ещё заставили письменную клятву написать, что я не пишу в стол. А так как теперь мои бумаги не будут сжигать всю неделю, заставили ещё пятьсот раз написать: «Славься Литерата!», чтобы мои тяжёлые мысли не разрушали наш светлый мир.

– Ну, пойдём к речке, расскажешь, что ты там написал.

– Я написал лишь, что путь к свету может быть труден, и что порой нам нужно преодолевать себя, чтобы быть счастливыми. Что счастье даруется не просто так, а постигается в долгой работе над собой.

– И как тебе в голову пришли такие странные мысли?

– Не знаю. Мне кажется, что никогда у меня не будет счастья.

– Что ты такое говоришь?

– Я никогда не буду счастлив, если Ариалка не будет моей.

– Кто такая Ариалка?

– Это красавица из красавиц! В её глазах отражаются звёзды, а тихий нрав подобен расцветающей розе. Её речь плавна, словно великая река, а движения изящны, как у дикой кошки. Её грудь дышит благородством, а душа наполнена светлой тоской. Мне кажется, что я просто сойду с ума, если когда-нибудь увижу с ней кого-то другого.

– Так предложи ей ласку, и она пойдёт с тобой. Мы живём в великом свободном обществе.

– Ты не понимаешь! Я хочу, чтобы она была только моей! Меня в дрожь бросает от мысли, что она будет с кем-нибудь другим. И я не вижу в этом ничего естественного. Я хочу, чтобы она была только со мной!

– Зависть и ревность только покалечат твою душу. То, что ты говоришь, очень мелочно и эгоистично. Желать чего-то – это нормально. Ведь, желание ведёт к счастью. Но ограничивать свободу другого человека – это же насилие! Алчность не сделает тебя счастливым. Но знаешь… В каком-то плане. Я тебя понимаю.

– В каком смысле ты меня понимаешь? Я чувствую, как внутри меня пылает и сжигает меня необъятное пламя! Никто не в силах понять меня!

– Галкей, друг мой. Ты всегда был со мной искренен. И раз ты не побоялся выдать мне свою тайну, я должен сообщить тебе свою. Я должен сказать тебе то, что не из недоверия, а из страха всегда скрывал от тебя. Ты должен знать. Галкей, я пишу в стол! Однажды я ради дурачества начал черкаться на рабочей бумаге для черновиков, и эта страсть меня захлестнула. Я писал и не мог остановиться. Что ещё хуже, я пишу давно, и у меня сил не хватает сжигать свои тексты. Каждый раз, когда я возвращаюсь к текстам и перечитываю их, у меня сердце замирает от возбуждения.

Порой мне кажется, что вся моя жизнь ничего не стоит без этой преступной самодеятельности. Я опьянён этим и ничего не могу с собой поделать. Только прошу тебя, друг мой, никому не говори.

– Конечно, мой дорогой Эрней. Я сохраню твою тайну. Ведь мне и самому приходилось раньше писать в стол. Я тоже тогда получал от этого непостижимое удовольствие. И со страстью перечитывал свои тексты. Но потом я понял, что не бывает идеального слога и с удовольствием сжёг их все. Страсть к текстам проходит как первое неловкое чувство. Так что ты не переживай сильно.

– Надеюсь, ты прав. Потому что эта ужасная болезнь уже долго не отпускает меня. Я, порой, просыпаюсь ночью и срочно хочу что-то записать. И сердце безумно колотится, как будто со мной происходит что-то сакральное. И в тренировочных текстах стали больше мой слог хвалить…

– Как ты думаешь, Ариалка будет со мной? Она хоть раз согласится?

– Если ты хочешь, чтобы она была рядом, стань её другом. Девушка на многое пойдёт ради хорошего друга.

– О, как бы я хотел целовать её нежные стопы, что наливаются как будто бы гранатовым соком, когда она приподымает пятку над сандалией. О, если бы она доверилась мне, я бы показал ей такую нежность, которой ей никто больше не даст. Ах, если бы она только знала, какая это мука.

– А ты о комиссии не думаешь? Ведь ты скоро предстанешь перед судом.

– Конечно, думаю. Но, если жить мне осталось совсем немного, то как же я умру, не познав её поцелуев?

– Погоди, натешитесь вы ещё. Ты лучше подумай, как текст свой исправить. Ты вообще представляешь, как будет происходить комиссия?

– Нет, мне ничего об этом не говорили.

– Мне кажется, тебя заставят написать идеальный текст, или же исправить его так, чтобы у них вообще не осталось сомнений, что ты светлый автор и не болеешь ни депрессиями, ни Фильтром.

– Что вообще такое Фильтр? Нам часто рассказывали, но я так и не понял, почему многие авторы сходят с ума.