Финал новогодней пьесы

Марша улыбнулась. Ощущение безмятежной защищенности крепло, и она решила, что не стоит рассказывать профессору о тех непонятных приступах. Оконное стекло с противоположной стороны уже облепили москиты и ночные бабочки, и Дейл Арриго выключил верхний свет, оставив только тусклый торшер под теплым оранжевым абажуром.

– Вы женаты? – с небольшим опозданием удивилась Марша.

– А ты думала, почему я к тебе не пристаю? – откликнулся Арриго. – Кстати, я буду спать в кресле, не переживай. Я женат на самой прекрасной женщине в нашей долине… и во всем мире тоже. Сорок лет назад я положил из-за нее двух человек.

Марша приподняла брови.

– Как это «положили»?

Он приглушенно, но самозабвенно расхохотался.

– Дитя скучного серого асфальта! На дуэли положил, на поединке. Что, разумеется, не принято в так называемых цивилизованных странах, – он вздохнул. – Впрочем, и у меня на родине давно приравняли к обычному бытовому убийству… А жаль.

Дейл Арриго помолчал, мечтательно глядя поверх головы Марши, а потом негромко произнес:

– Вот он бы меня понял.

– Кто?

Профессор встал, в одну секунду стряхнув романтическую пелену воспоминаний. Ответил скороговоркой, с пробивающимися командными нотками.

– Тот человек, которого оперировал Анджей. Еще вопросы? Спи давай!

Тот человек… Распростертое на кровати тело, скрытое за спинами двоих ученых. Обожженая солнцем кожа высокого подъема ноги, старые кроссовки, потертые джинсы.

И невыносимая боль, дважды пронзившая грудь. Оба раза, наверное, в тот самый момент, когда…

Тот человек, он бы понял – про поединки и красивых женщин…

Марша поднялась и посмотрела в глаза профессору.

– Я хочу его увидеть. Прямо сейчас.

/…/