Финальный штрих (ЛП)

– Да, спасибо вам, – удалось произнести мне. Она протянула мне парочку бумажных

салфеток, а потом отдала всю коробку.

– Саймон Паркер, он – фотограф?

– Да, – ответила я, позволив ей отвести меня к лифту. – А как вы узнали?

– К нам не так часто попадают пациенты из Америки, поэтому сотрудники быстро

узнают о них. Он упал с высоты?

– Да. Но я ничего не знаю о его состоянии с тех пор, как приземлилась. Вы не знаете,

как он? – спросила я, вытирая лицо салфеткой. Двери лифта открылись на четвёртом этаже.

– Вам лучше поговорить об этом с его доктором. Я могу лишь отвести вас к его

палате, – мы дошли до сестринского поста, она быстро переговорила с медсёстрами, которые

указали на палату Саймона. Даже не поблагодарив её, я ринулась к двери, на которой было

написано его имя.

Прежде чем войти, я собралась с мыслями, сделала глубокий вдох, подготовила себя к

тому, что могу увидеть и вошла внутрь. Я буду сильной, очень сильной, что бы ни ожидало

меня за этой дверью, ради него я буду сильной.

Может и не очень сильной, потому что, когда я увидела Саймона, лежащим на

больничной койке в окружении трубочек, аппаратов, издающих монотонные звуки, я чуть не

упала в обморок. Его голова была забинтована. Спал ли он? Был ли без сознания? Для меня

были важны две вещи: первая – он не видел, как я всем телом привалилась к двери, когда он

проснётся, перед его взором будет собранная Кэролайн; и второе – самое важное, я была

благодарна, что у меня получилось прямо сейчас быть рядом с ним. Поэтому я вслух

поблагодарила судьбу за это, а потом нежно, едва касаясь, отодвинула его волосы ото лба.

Его лицо было усеяно порезами и царапинами, более глубокие, на левой щеке, закрывал

пластырь-бабочка. Синяки расцвели на его шее и на верхней части туловища, которое было

плотно замотано киперной лентой. Я выдохнула, вздрогнув, и оставила поцелуй на его щеке,

которая пахла так знакомо, даже несмотря на антисептик. Затем, наконец, я принялась за

поиски медсестры, доктора, кого-нибудь со стетоскопом, кто мог рассказать мне о состоянии

Саймона.

Я зарегистрировалась на сестринском посту. Бенджамин всё уладил, меня внесли в

список посетителей Саймона, я могла свободно и обо всём расспросить лечащего врача. Так

как Бенджамин всё ещё был доверенным лицом Саймона, то в первую очередь учитывалось

бы его мнение, если бы пришлось принимать какое-либо решение. Я знала, что любое

решение будет принято вместе со мной, но для меня это было скорее чем-то абстрактным,

нежели тем, что может произойти в действительности.

Я поговорила с лечащим врачом, он более подробно объяснил мне то, что я уже

слышала от Бенджамина. Они ждали результатов последней магнитно-резонансной

томографии. Этим утром Саймон периодически просыпался, поэтому доктор разрешил мне

остаться с ним, а как только результаты будут готовы, доктор меня найдёт.

Я так и поступила: позвонила Бенджамину, устроила свой чемодан на полу, села на

стул у кровати Саймона и стала наблюдать за тем, как он спал. Я взяла его за руку, снова

восхищаясь, какие у него длинные пальцы, красивые, сильные руки. Кончиками пальцев я

рассеянно гладила его руку, его ресницы немного затрепетали. Видел ли он сны? Интересно,

о чём? Может о той фотографии, которую он пытался сделать до того, как упал…

Пока меня обуревали эти беспорядочные мысли, я вдруг почувствовала, как он сжал

мою руку, как делал это уже тысячу раз. Мой взгляд метнулся от наших рук к его лицу, его

сапфировые глаза были открыты. Он несколько раз моргнул.

– Привет, – прошептала я, его взгляд рассеянно пробежался по комнате, и, наконец,

остановился на мне.

– Привет, малышка, – прошептал он, и мои глаза защипало от слёз. “Привет” и

“малышка” теперь официально являются самыми прекрасными словами в английском языке.

– Классно выглядишь. – Добавьте ещё два слова к вышеперечисленному списку.

– Я позову медсестру, – сказала я, потянувшись к кнопке вызова персонала.

– Я так рад, что ты здесь, – пробормотал он и отключился ещё до того, как медсестра

успела встать со своего стула. Но это была нормальная реакция в его состоянии.

Весь тот день и ночь Саймон то просыпался, то снова засыпал. Результаты последней

томографии показали, что, несмотря на то, что у него было довольно сильное сотрясение,

серьёзных последствий не будет. Бенджамин тоже пообщался с врачом и договорился о том,

что я останусь с Саймоном в больнице до его выписки.

Около трёх утра Саймон стал просыпаться уже по-настоящему, но этому

предшествовали самые забавные двадцать минут моей жизни. Долбёжник под действием

седативных препаратов затмил все виденные мною до этого шоу. Всё началось с:

– Привет, Кэролайн. Я тебе когда-нибудь говорил, как сильно я тебя люблю?

– Ты всё время об этом говоришь, малыш. Я всегда рада твоим признаниям.

– Я буду говорить тебе об этом чаще.