На мерседесовском заводе в Раштадте, неподалеку от Штутгарта, я не заметила ни одного работника рядом с конвейерными линиями. На заводе
Жилые кварталы Шеньдженя производят вполне благоприятное впечатление. Из окна автобуса можно было разглядеть детские площадки, качели-карусели, стадионы с футболистами-любителями, маленькие магазинчики и продуктовые рынки. Мамы гуляли с колясками по улицам – чего не увидишь ни в Южной Африке, ни в Индонезии, ни в Малайзии. Люди одеты опрятно, движение на дорогах вполне управляемое. Кажется, можно спокойно выйти на улицу, прогуляться или сесть в городской автобус. Такого чувства безопасности у меня не возникало ни в Африке, ни в других странах Азии, ни даже в России. Правда, воздух тут ужасный. Шеньджень – это все-таки промышленный центр. К концу дня у всей нашей группы начался кашель, а у тех, кто носит линзы, защипали глаза. Говорят, воду из-под крана здесь нельзя пить ни в коем случае.
Французский профессор, уже лет двадцать живущий в Китае и изучающий автопром, рассказывал, что местные ученые и инженеры здесь до сих пор находятся под строгим контролем. Парткомитет по науке регулярно выпускает директивы, что нужно исследовать, а что нет. Многие разработки не финансируются, потому что их объявили неперспективными. Если ученый совершает научный прорыв, его сразу же делают невыездным.
Удивительно, но из массы знаний и впечатлений от поездки, больше всего мне запали в душу работницы на фабрике игрушек. Я их долго еще вспоминала: перед каждой две горки, справа пучки пластиковых волос, слева головы, похожие на черепа, по рядам ходит разносчик с лотком и подсыпает новые части кукольных тел, так что горки совсем не уменьшаются. Эта картина стала для меня символическим изображением бессмысленной работы. Монотонный, изматывающий труд из года в год без всякой надежды на серьезные изменения в жизни. Вот и мне, если ничего не произойдет, предстоят бесконечные презентации и ответы на однообразные имейлы. Старайся не старайся, а количество не воплощенных в жизнь бизнес-планов будет только расти. Стоит ли отдавать всю себя работе в заведомо проигрышных условиях?!
Вспоминается напутственная речь Опры Уинфри, обращенная к выпускникам Стэнфордского университета. Опра сказала, что они, конечно, хотят успеха и денег и это совершенно нормально. Она от души им желает и того и другого, и побольше. Публика радостно засмеялась, но Опра предупредительно подняла руку, давая понять, что еще не закончила. Аплодисменты прекратились, и тогда она продолжила:
– I like money. It’s good for buying things. What you want is money with meaning. Meaning is what brings real richness to your life [72] .
Глава двадцать восьмая С головой в омут
За неделю до окончания декретного отпуска я узнала, что Люк переходит в другое подразделение. Это значит, что начальника, которому мне было бы неловко заявить о том, что все надоело и хочется перемен, больше нет. Все пути и дороги открыты. Люк вообще-то не так прост, как кажется. Он открыт новым идеям, умеет слушать и не считает себя правым только потому, что старше по должности. Теперь, когда я больше ему не подчиняюсь, можно будет откровенно делиться с ним своими сомнениями, обмениваться корпоративными сплетнями и советоваться, как лучше поступить.
Луис, мой бывший коллега из
Естественно, я пошла к нашему вице-президенту попроситься на место Люка, но разговор не заладился с самого начала.
– Доброе утро, Роберто, можешь уделить мне минут пятнадцать?
– Да, заходи, конечно. Что случилось? Только не говори мне, что ты опять беременна.
(Неужели я кажусь такой толстой, ведь я сбросила килограммов пятнадцать с тех пор, как он видел меня последний раз? Если он ждет, что я скоро опять забеременею, вряд ли планирует меня на место Люка.)