Финансист

Я вошла внутрь, и мне в лицо ударил теплый воздух. Вдоль обеих сторон большого открытого фойе стояли киоски, и там, посередине, объясняя что-то кучке прыщавых подростков, стоял Кен в своей затянутой в черное ипостаси. Марк Маккен.

Он был таким же потрясающим, каким я запомнила его на вечеринке Суперкубка у Джейсона – гладко уложенные муссом светло-русые волосы, руки в карманах свободно сидящих черных брюк, торчащие из-под закатанных рукавов узкой черной рубашки бицепсы и чертов тонкий черный галстук.

Кен с самым серьезным выражением объяснял что-то своим недорослым подчиненным, но, едва он заметил меня, у него поднялись и брови, и уголки рта. Сказав что-то, отчего мелюзга разбежалась врассыпную, он пошел через фойе туда, где я изо всех сил пыталась удержать слюну внутри собственного рта.

– Привет, – улыбнулся Кен.

– Привет, – улыбнулась я.

– Готова?

– Угу, – кивнула я в три медленных, подчеркнутых кивка.

Распахнув дверь, словно она вовсе не весила пять тонн, Кен придержал ее, пока я, спотыкаясь, выходила наружу.

«Никаких ехидных замечаний».

«Никаких упреков, что опоздала».

«Но и никаких объятий».

«Два из трех – неплохо».

– Ну, куда бы ты хотела? – спросил Кен, подходя к своей маленькой бордовой машинке-кабриолету, стоящей на ближнем почетном месте.

Я хотела бы быть спокойной и расслабленной, как крутые девушки, или сдержанной и скромной, как хорошенькие, но все это просто было не в моей манере. Я была упрямым, избалованным единственным ребенком без тормозов, и, когда мне предоставлялась возможность поступить по-своему, я ее использовала. Всегда. Каждый. Чертов. Раз.

– Я люблю итальянскую кухню, – ляпнула я.

– Правда? – спросил Кен, встречаясь со мной взглядом над верхом машины. – Итальянская – моя любимая.

К моему огромному изумлению, мы не поехали в сетевое кафе. Мы поехали в домашний итальянский ресторанчик, где никто из нас раньше не бывал. И поездка вовсе не была неловкой и неуютной. Все было… просто. И даже весело. Пока Кен вел машину – не превышая скорость больше чем на десять километров, – я порылась в его ящике с дисками, вереща от радости над каждым альбомом в этой коллекции. Там был андеграунд-панк, поп-панк, скей-панк, пауэр-поп, поп-рок, гранж-рок, классический рок, альтернативный рок и еще эмо. Наши музыкальные вкусы совпадали. Думаю, мы могли бы обменяться коллекцией дисков и даже не заметить этого.

– Ни фига себе, – ахнула я, прижав руку ко рту.

– Что? – с интересом поглядел на меня Кен.

Я уставилась на него широко раскрытыми в изумлении глазами.

– Вот что! – Я подняла тяжелую, черную коробочку из-под диска. – У тебя есть «Marvinthe Album Frentel»?

– Ну да, пришлось, – хихикнул Кен. – Они делали каверк…

– «Bizzare Love Triangle»! Конечно! Он потрясающий!

– Я даже не помню, когда впервые его услышал. Кажется, на MTV, еще давно, когда…

– Они еще показывали видео, – ахнула я. – А сейчас там только чертов «Real World», и «Road Rules», и…

– «Fucking Cribs», – добавил Кен.

– «Fucking Cribs». – Мое хихиканье сменилось новым вскриком, когда начала играть следующая песня на диске, который мы слушали. – Господи, обожаю эту песню! Это же про нас с Джульет!

Улыбаясь моим восторгам, Кен немного прибавил громкость. Мы слушали альбом «Weezer’s Pinkerton», про который я думала, что его больше нет ни у кого на свете, и как раз заиграла «El Scorcho», дурацкая, слова в которой идут почти скороговоркой, с припевом, как крики в баре.

– Чертовы полуяпоночки! – начала я подпевать Риверсу Куомо.

– Делайте так всегда, – тихонько подхватил Кен, косясь на меня из-за руля.

«Что за…»

Потрясенно обернувшись к нему, я ухмыльнулась и затянула третий куплет, про рыженьких.

А Кен тут же начал четвертый, тихо, и гораздо лучше попадая в ноты. Его жесткий рот слегка изогнулся, но, когда начался припев, Кен расплылся в полноценной улыбке, и остаток песни мы уже допевали вместе, причем Кен все время смотрел на меня краем глаза.

«Черт возьми! Кен, враг веселья, по-настоящему веселится!»

– Слушай! Да ты должен как-нибудь пойти со мной в караоке! – выпалила я, когда песня кончилась. Это показалось мне отличной идеей. Я любила петь. А Кен пел отлично. – Мы сможем петь дуэтом!

Лицо Кена помрачнело, и он въехал на стоянку возле траттории «Густо».

– Я не пою в караоке.

– Но почему? У тебя так здорово получается!

Он захлопнулся прямо у меня на глазах. Лицо побледнело под моим взглядом, и он явно раздраженно остановил машину и выключил двигатель.

– Это классно! – продолжала давить я.

Кен резко дернул ручник.

– А если тебе неловко петь, можно читать рэп. Я так и делаю. Никто не заслуживает слушать, как я пою в настоящий микрофон.

Не говоря ни слова, Кен открыл дверцу машины и вышел, так что мне пришлось тоже выскочить и побежать его догонять.

– Эй, так ты действительно не хочешь идти в караоке?

– Нет, – отрезал он.