Финансист на четвереньках. Повести

- Я хочу услышать, сенатор, поддерживаете ли вы группы, называющие себя минитменами, которые, насколько известно, тайно накапливают оружие и тренируются в стрельбе?

«Неужели этот сопляк что-то знает о моих связях с ними? - испуганно запрыгали мысли сенатора. - Не может быть! На время кампании я ведь прекратил все встречи с ними…»

- Я никогда не видел ни одного минитмена, не разговаривал ни с одним минитменом, и вообще я не уверен, существуют ли они или созданы фантазией безответственных журналистов, - решительно сказал сенатор и добавил: - Благодарю вас, джентльмены.

* * *

- Мне очень жаль, мистер Росс, - сказал редактор «Клариона», - но теперь я вижу, что с вами что-то происходит. Вы врываетесь ко мне и с торжественным видом объявляете, что Стюарт Трумонд - минитмен. За пять минут до этого мне звонит помощник сенатора и жалуется, что вы задавали Трумонду дурацкие вопросы об его отношении к минитменам. Я знаком с сенатором много лет, он мой близкий друг, и я-то его знаю как-нибудь. Милейший и кротчайший человек.

- Он тайный минитмен, мистер Барби, - настойчиво сказал Дэвид. - Я не могу этого сейчас доказать, но я в этом уверен, как в том, что вы - хозяин «Клариона».

- Зато я вовсе не уверен, что вы и впредь будете его сотрудником, Росс. Мне кажется, что вы сами понимаете почему.

- Я думаю, что сумею доказать связь Трумонда с минитменами. Во всяком случае, после окончания избирательной кампании.

Рональд Барби пристально посмотрел на Дэвида. Это походило на колдовство. На протяжении двух дней этот мальчишка дважды приносит информацию, которой он не мог получить и которую получил. Сначала с ограблением ювелирного магазина, а теперь о сенаторе. Ни один посторонний человек не мог знать о тайных встречах Трумонда с минитменами, ни один. Сенатор рассказал ему, Барби, об этом только потому, что они друзья, а Трумонд знает, кому можно доверять. Но этот Росс - уму непостижимо! Мало того, он становится опасным… Уволить и предупредить сенатора, чтобы он был поосторожней…

- Да, мистер Барби, я понимаю почему.

- Дайте мне, пожалуйста, вашу корреспондентскую карточку.

Дэвид было поднес руку к карману, но вспомнил:

- К сожалению, не могу. Она сейчас у капитана Фитцджеральда.

- Из полиции?

- Да.

- Для чего вы ее отдали ему?

- Ему нужна была моя фотография.

- Для чего?

- Не знаю.

Редактор «Клариона» пожал плечами. «Все это в высшей степени странно, - подумал он. - Надо будет сообщить обо всем Трумонду и его людям».

- Жаль, что нам пришлось расстаться. Росс, я возлагал на вас надежды.

- Прощайте, мистер Барби, - ответил Дэвид и вышел.

Он не был ни убит, ни ошарашен. Просто события разворачивались слишком быстро, чтобы он успел осознать их и как-то к ним относиться. Он чувствовал себя вчерашней газетой, подхваченной ветром на улице.

Мир угрожающе надвигался на него со всех сторон глухой стеной. Что он сделал? Ничего. Он просто вдруг стал слышать чужие мысли. Он никого не убил, не ограбил, не шантажировал. И тем не менее он стал изгоем. Мир вышвырнул его, исторг из себя, словно он совершил преступление, словно он был чуждым, странным телом, прокаженным.

Но ведь не может же он один быть нормальным, а все остальные нравственными уродами. Может быть, всеобщая, абсолютная ложь и корысть - это норма, нарушение которой безнравственно? Может быть, безнравствен именно он, а все эти лжецы вокруг него нравственны?

Дэвид чувствовал огромную, давящую усталость, парализовавшую все его чувства. Его выгнали с работы - он не жалел об этом. Он ушел от Присиллы - он не жалел о ней. Ему, наверное, придется уехать из города - он не жалел о нем.

Вот что на поверку принес ему счастливейший дар…

Глава 5

Капитан Фитцджеральд не выносил загадок и тайн. Он любил ясность и четкость, когда причина и следствие не играют друг с другом в прятки, а стоят одна за другой в затылок по команде «смирно». Впереди причина, за ней следствие. Он не любил тумана и летнего знойного марева, размывающего очертания предметов. Он не любил полумрака, и даже в кабинете у него была ввернута трехсотваттная лампочка.

Он не выносил неясных для него преступлений. Они мучали его, как слишком узкий воротничок, - давили и не давали спокойно дышать. Но, к его счастью, неясных для него преступлений в городе почти не было. Но неясные и нераскрытые преступления - далеко не одно и то же. Если преступление становилось для него ясным, это еще не значило, что оно автоматически становилось и раскрытым. Он был человеком скромным и вовсе не отождествлял себя с карающей десницей правосудия. Иногда он делал даже все зависящее от него, чтобы преступление, ясное для него, оставалось неясным, а стало быть, и нераскрытым для правосудия. Все зависело не от преступления, а от того, кто его совершал. Иногда Фемиде лучше так и не снимать повязку с глаз. И ей спокойнее, и окружающим меньше хлопот.