– Н-да, это не такая легкая штука! – произнес он, когда Каупервуд кончил. – Вы ведь лучше меня разбираетесь в этих вещах. Как вам известно, я не финансист, – и он улыбнулся, словно оправдываясь.
– Я знаю только, что это вопрос влияния и протекции, – продолжал Каупервуд. – «Дрексель и Ко» и «Кук и Ко» имеют связи в Гаррисберге. У них там есть свои люди, стоящие на страже их интересов. С главным прокурором и казначеем штата они в самых приятельских отношениях. Если я предложу свои услуги и даже докажу, что могу взять на себя размещение займа, мне это дело все равно не поручат. Так бывало уже не раз. Я должен заручиться поддержкой друзей, их влиянием. Вы же знаете, как устраиваются такие дела.
– Они устраиваются довольно легко, – сказал Батлер, – когда знаешь наверняка, к кому следует обратиться. Возьмем, к примеру, Джимми Оливера – он должен быть более или менее в курсе дела.
Джимми Оливер был тогда окружным прокурором и время от времени давал Батлеру ценные советы. По счастливой случайности он состоял еще и в дружбе с казначеем штата.
– На какую же часть займа вы метите?
– На пять миллионов.
– Пять миллионов! – Батлер выпрямился в своем кресле. – Да что вы, голубчик? Это ведь огромные деньги! Где же вы разместите такое количество облигаций?
– Я подам заявку на пять миллионов, – мягко успокоил его Каупервуд, – а получить хочу только миллион, но такая заявка подымет мой престиж, а престиж тоже котируется на рынке.
Батлер, облегченно вздохнув, откинулся на спинку кресла.
– Пять миллионов! Престиж! А хотите вы только один миллион? Ну что ж, тогда дело другое! Мыслишка-то, по правде сказать, неплохая. Такую сумму мы, пожалуй, сумеем раздобыть.
Он потер ладонью подбородок и уставился на огонь.
Уходя в этот вечер от Батлера, Каупервуд не сомневался, что тот его не обманет и пустит в ход всю свою машину. Посему он ничуть не удивился и прекрасно понял, что это означает, когда несколько дней спустя его представили городскому казначею Джулиану Боуду, который в свою очередь обещал познакомить его с казначеем штата Ван-Нострендом и позаботиться о том, чтобы ходатайство Каупервуда было рассмотрено.
– Вы, конечно, знаете, – сказал он Каупервуду в присутствии Батлера, в чьем доме и происходило это свидание, – что банковская клика очень могущественна. Вам известно, кто ее возглавляет. Они не желают, чтобы в дело с выпуском займа совались посторонние. У меня был разговор с Тэренсом Рэлихеном, их представителем там, наверху (он подразумевал столицу штата Гаррисберг), который заявил, что они не потерпят никакого вмешательства в это дело с займом. Вы можете нажить себе немало неприятностей здесь, в Филадельфии, если добьетесь своего, – это ведь очень могущественные люди. А вы уже представляете себе, где вы разместите заем?
– Да, представляю, – отвечал Каупервуд.
– Ну что ж, по-моему, самое лучшее теперь – держать язык за зубами. Подавайте заявку – и дело с концом. Ван-Ностренд, с согласия губернатора, утвердит ее. С губернатором же, я думаю, мы сумеем столковаться. А когда вы добьетесь утверждения, с вами, вероятно, пожелают иметь крупный разговор, но это уж ваша забота.
Каупервуд улыбнулся своей непроницаемой улыбкой. Сколько всяких ходов и выходов в этом финансовом мире! Целый лабиринт подземных течений! Немного прозорливости, немного сметки, немного удачи – время и случай, – вот что по большей части решает дело. Взять хотя бы его самого: стоило ему ощутить честолюбивое желание сделать карьеру, только желание, ничего больше, – и вот у него уже установлена связь с казначеем штата и с губернатором. Они будут самолично разбирать его дело, потому что он этого потребовал. Другие дельцы, повлиятельнее его, имели точно такое же право на долю в займе, но они не сумели этим правом воспользоваться. Смелость, инициатива, предприимчивость – как много они значат, да еще везенье вдобавок.