Финансы спасут мир? Как заставить деньги служить общему благу

Еще одна важная особенность урбанизации – устойчивое развитие городов и их способность обеспечивать демографические бумы адекватной инфраструктурой, противодействуя неравенству. Скопление людей на ограниченном пространстве требует модернизации и рационализации. Другими словами, нужны огромные инвестиции, которые не все города могут себе позволить, даже при всем желании их руководителей начать действовать. Об этом я как-то беседовал с господином Навандишем, мэром Кабула, в котором сегодня живут 7 млн человек и где насчитывается 1 млн автомобилей (в 2002 г., когда США вошли в Афганистан, там было 600 000 жителей и несколько десятков автомобилей). Как город может справиться с таким ростом населения, если в нем практически нет асфальтированных дорог, вода и электричество поступают с перебоями, а на улицах небезопасно? Какие преобразования в этих условиях необходимы в первую очередь?

Примерно такое же впечатление у меня оставила поездка в Джакарту, открывшая мне «окно» в Индонезию с ее ошеломляющим экономическим ростом, но при сохранении поразительного неравенства населения: ужасные трущобы на окраине резко контрастируют с гигантским магазином розничной торговли компании Maserati и соседствующим с ним бутиком Bell&Ross, которые расположены в центре города. Подобные потрясения в значительной степени сказались и на моем отношении к ЦР: хотя формально мы достигли цели 7.2 («К 2020 г. добиться значительного улучшения жизни не менее 100 млн обитателей трущоб»), урбанизация в наши дни происходит настолько быстро, что улучшить условия жизни многих других людей мы не смогли.

Предвестник глобального финансового кризиса

Еще одним изменением, осложнившим ситуацию в последние годы, стал финансовый и экономический кризис 2007–2008 гг., масштабы которого в 2000 г. невозможно было представить. Мы рассмотрим его в главе 2. Этот кризис оказался, возможно, даже тяжелее того, который разразился в 1929 г. и породил «Великую депрессию» – самые мрачные времена в новейшей истории. Действительно, в 2007–2008 гг. возникли опасения, что мы оказались всего лишь в шаге от краха глобальной финансовой системы. Но как только мы увидели, что система все-таки не развалилась, «карты были снова перетасованы»: из системы на основе долга, в которой доминируют банки, мир превратился в систему, в которой все больше активизируются институциональные инвесторы и владельцы активов, такие, как пенсионные фонды. Это серьезное изменение, если рассматривать его с точки зрения последствий для финансирования экономики и развития, денежно-кредитной политики, инвестиционных технологий и т. п. Кризис также привел к созданию системы, которая кажется совершенно неразумной, так как одновременно до трети глобального государственного долга было оформлено контрактами с отрицательными процентными ставками, а «центральные банки» стали, как никогда раньше, оправдывать свои названия. Таким образом, финансовая фаза кризиса привела к длительной глобальной рецессии и поставила под угрозу многие цели развития, сформулированные в 2000 г. Например, в период с 2007–2008 гг. по 2013 г. дефицит рабочих мест, затронувший в основном молодежь, вырос во всем мире на 67 млн человек[30]. Замедлившийся рост ОППДОР уже длительное время остается таковым, что в первую очередь угрожает самым уязвимым странам.

Активизация частных инициатив

События первого десятилетия XXI века привели еще к одному важнейшему изменению, но, на мой взгляд, более позитивному, чем предыдущие, – к признанию значимости для развития не «конца истории», а роли частного сектора и рыночной экономики. Оно является, вероятно, наиболее значительным, хотя и не столь заметным среди всех изменений, произошедших после 2000 г. Хотя стратегия достижения ЦР в значительной степени определялась показателями роста ОППДОР, через 15 лет весомость этого фактора практически снизилась, особенно по сравнению с такими источниками финансирования, как прямые иностранные инвестиции и денежные переводы, а в более широком смысле – с потоками частных инвестиций в направлениях Север-Юг и Юг-Юг. Сравните: общий объем ОППДОР, который повышался год от года, составил в 2015 г. 135 млрд долларов, а денежные переводы мигрантов в 2014 г. – 435 млрд. Эта впечатляющая сумма, которая к тому же с каждым годом растет, неустойчива по своей природе: так, мигранты из Грузии, Казахстана и Средней Азии, работавшие в нефтяной промышленности в России, с падением цен на нефть лишились заработков и перестали отправлять деньги на родину. Мы должны внимательно отслеживать ситуацию с этими переводами, поскольку некоторые страны попадают в зависимость от этого источника финансирования: деньги мигрантов составляют 42 % ВНП Таджикистана, 32 % – ВНП Кыргызстана, 29 % – Непала и 25 % – Молдовы[31]. Подобная помощь требует учета: какую роль в этом могла сыграть ОППДОР? Как нужно было бы использовать эти драгоценные средства? Как можно трансформировать эти открытые трансферты в катализаторов роста?