Финансы Великого герцога

— Доминго! Доминго! Мне нужно передать одну бумагу. Держи ближе к пирсу!

Великий герцог узнал этот голос; он принадлежал его повару — Хоакину. Дон Рамон крайне удивился, но ничего не крикнул в ответ, опасаясь, что кто-то может узнать его голос. Доминго вопросительно глядел на великого герцога, ожидая приказа, — дон Рамон кивнул. Хоакин между тем продолжал бежать, и суденышко, описав элегантную дугу, двинулось к нему. Когда они оказались в трех или четырех метрах от края пирса, подбежавший Хоакин взмахнул рукой и какой-то предмет легонько шлепнулся о палубу. В тот же миг ветер подхватил шаланду и та со свистом пронеслась мимо портового мола и вылетела в море. В считаные секунды Хоакин превратился в маленькую точку, а затем и вовсе скрылся в темноте.

Великий герцог поспешил поднять предмет, который упал на палубу: это была шапка Хоакина, наспех перевязанная бечевой. Дон Рамон развязал сверток, и обнаружил там камень, обернутый листом бумаги.

— Пакено! — воскликнул герцог, поднося листок к светлому иллюминатору каюты, — вам телеграмма!

— Телеграмма, ваша высочество!..

Старый министр финансов осторожно подошел к дону Рамону по накренившейся палубе и попробовал развернуть листок. Однако шаланду сильно качало. Придерживая за плечо Пакено, великий герцог распахнул дверь на лестницу, которая вела вниз, заботливо помог ему встать на первую ступеньку, а затем спустился вниз сам.

Посреди каюты в свете коптящей лампы перед доном Рамоном предстал его старый друг с разинутым ртом и застывшим, как у мертвеца, взглядом. Глаза министра искали великого герцога, его губы шевелились, но не могли произнести ни звука. Морщины вокруг глаз подергивались. Синий бланк телеграммы плясал в дрожащей руке.

Великий герцог в испуге бросился к Пакено, и в тот же миг министр наконец обрел дар речи. Трясущимися пальцами он протянул телеграмму великому герцогу и проговорил так, что тот едва мог разобрать его слова:

— О-от нашего агента, П-переса, из Барселоны. Вначале стоит его шифр. Прочтите… ваше высочество… прочтите…

Дон Рамон схватил синий листок и прочел следующее:

Барселона, 28 февраля, 16 часов 10 минут.

Пакено, министру финансов, Маон, Менорка.

Zp 99: сегодня между 10 и половиной 11-го утра на биржах Парижа, Мадрида и Рима неизвестным лицом было скуплено 80 процентов совокупного долга великого герцогства; курс 421/2.

В финансовых кругах, затронутых событием, царит смятение; получил телеграммы от Уэльваса, Альтенштейна и Апельмана; очень взволнованы, требуют объяснений. Телеграфирую повторно завтра.

Прошу вашего комментария, если вы за этим делом стоите или знаете, что это значит; жду распоряжений относительно Уэльваса, Альтенштейна и Апельмана.

Перес, агент.

Герцог перечитал телеграмму два раза, затем еще раз и, опустив руки, посмотрел на Пакено.

— Это же нападение на наши бумаги, Пакено! — произнес он. — Нападение на государственные облигации Менорки! Восемьдесят процентов скуплены неизвестным лицом — Альтенштейн и компания клянут нас по телеграфу… Святой Урбан!..

Тут сильный порыв ветра накренил шаланду, и великий герцог упал на скамейку, привинченную к стене, — туда, где сидел старый Пакено; взгляд министра по-прежнему выражал недоумение, его уста немотствовали. Дон Рамон ухватился за крышку стола, стараясь подняться, и, глядя на Пакено, пробормотал:

— Святой Урбан Майоркский! Если на биржах покусились на наши бумаги, как бы снова не грянула революция!

II. Короли в изгнании

Глава первая, в коей читатель встречает двух знакомых и оказывается представлен великому финансисту

— В чем дело, Крофтон?

— С вами желает говорить один господин, сэр.

— Что за господин? Он не оставил визитной карточки? Разве вы не знаете, что я очень занят, Крофтон.

— Пожилой господин, сэр. Он просил передать вам: «Сазерленд-авеню, 26», сэр.

— Что он просил передать?!

— «Сазерленд-авеню, 26», сэр. Он сказал: передайте, этого будет достаточно. Если нет, скажите: «пятнадцать тысяч приоритетных акций „Дигаммы“».