Финансы Великого герцога

Герр Бинцер всем корпусом повернулся в сторону сеньора Эстебана и посмотрел на него с пробудившимся интересом.

— So?[17] — проговорил он. — И что вы скажете на мое предложение? Продаете участок? Сколько хотите за него?

Весь гнев, который медленно накапливался в душе старого сеньора Эстебана и который он сдерживал из уважения к своему господину, теперь вырвался на волю. Пакено вскочил с места и, глядя на герра Бинцера с живейшим отвращением, глухо проговорил:

— Что я скажу? Сколько стоит?.. Сеньор, да как вы смели явиться сюда с таким оскорбительным предложением? Продать! Вам! Да я скорее предпочту, чтобы Пунта-Эрмоса сгорела!..

Внезапно он замолчал, остановленный жестом великого герцога.

— Сеньор Пакено не совсем привычен к делам такого рода, — пояснил дон Рамон. — В основном ему приходится заниматься делами куда худшими — он мой министр финансов. Но, как бы там ни было, теперь вы видите: замок не продается.

— Я думал предложить вам сто тысяч, — спокойно возразил герр Бинцер, — но теперь готов выложить сто двадцать пять. Ну, что скажете?

Он перевел взгляд с сеньора Пакено на великого герцога, чтобы оценить действие своих слов. Лицо министра финансов по-прежнему выражало сдерживаемое отвращение; герцог был спокоен и по-прежнему владел собой:

— Герр Бинцер, я сожалею, но нам придется прервать эти прения. Вы оказали нам большую любезность, посетив нас и выказав желание помочь в нашем плачевном положении. Но вы понапрасну тратите свое и, не сочтите за обиду, мое время! Вы бизнесмен, но и у меня, хотя должность тирана не предполагает много работы, все же найдутся кое-какие дела.

Он поднялся, давая герру Бинцеру понять, что аудиенция окончена, но неутомимый бизнесмен не желал удовольствоваться этим:

— Сто пятьдесят тысяч, черт побери! — воскликнул он. — Только подумайте: сто пятьдесят тысяч! Нет! Пусть будет сто семьдесят пять! Сто семьдесят пять тысяч! Почему бы вам не сделать то же, что сделал Кастро в Венесуэле: забирайте мои сто семьдесят пять тысяч и все, что можно прихватить с собой, и…

— И бегите, начните новую жизнь — это вы хотели сказать? — сухо закончил герцог. — Благодарю. Если бы этот совет исходил не от вас, а от кого-нибудь другого, я бы приказал поколотить этого человека. Но теперь я прошу вас убраться отсюда и не обременять нас более своим присутствием.

Железной рукой ухватив герра Бинцера за круглое плечо, великий герцог спокойно, но верно стал подталкивать его к двери. По мере приближения к порогу шестизначные цифры, которые в растерянности бормотал герр Бинцер, становились все больше. У порога он дошел уже до трехсот тысяч, и тут великому герцогу пришлось обернуться: кто-то теребил его за рукав. Это был старый сеньор Пакено; за спиной у дона Рамона он корчил дикие гримасы и повторял одни и те же слова: «Триста тысяч — Семен Марковиц — ваше высочество, продавайте!» Дон Рамон вздрогнул. Говоря с герром Бинцером, он забыл о том, что над ними висит дамоклов меч, и теперь сеньор Эстебан напомнил ему об этом. Старик был прав: трехсот тысяч хватит, чтобы уплатить Семену Марковицу и остаться честным человеком; а за Пунта-Эрмоса герр Бинцер предлагает именно триста тысяч… Достать эти деньги другим путем будет трудно, если вообще возможно. Полминуты великий герцог раздумывал, все еще держа руку на плече герра Бинцера, а тот глядел на герцога в напряженном выжидательном молчании: глаза немца блестели из-за стекол, а уголки губ непрерывно подергивались. Внезапно лицо великого герцога озарилось улыбкой, он увлек герра Бинцера обратно в комнату и жестом пригласил его сесть. Старый сеньор Пакено издал глубокий вздох облегчения и тяжело опустился на стул.

Несколько мгновений в зале стояла тишина; молчание прервал великий герцог:

— Герр Бинцер, вы сознаете, что значит для меня и для сеньора Пакено Пунта-Эрмоса? Вам следует знать это, чтобы между нами не возникло недопонимания. Замок дона Херонимо Счастливого и прилегающие к нему владения — это наше последнее прибежище, запасной ход, через который два бедных лиса смогут ускользнуть, когда их обложат со всех сторон. Как вы сами сказали, наше положение вам известно, а значит, вам известно и то, что в любой момент Менорка может стать, как говорит мой друг Пакено, банкротом de jure; de facto мы уже давно им являемся. Когда я принял бразды правления (герр Бинцер невольно фыркнул, услышав слово «правление» из уст человека, находящегося в столь бедственном положении), Пунта-Эрмоса была заложена Апельману из Барселоны.

— Апельману и сыновьям, — поправил герр Бинцер. — Знаю.

— Нет, только старику Апельману — тогда его сыновья еще не были в деле. Их фирма — самый крупный наш кредитор.

— Помимо Доминго Уэльваса из Мадрида и Вивиани из Марселя, — сухо добавил герр Бинцер.