Финикс. Трасса смерти

— Он верил в пользу труда. Похоже, он знал, о чем говорил. Поэтому я всегда испытывал перед ним чувство вины. Всегда я в чем-то ошибался. Поэтому первое, что он сделал, — заставил меня чистить коровник, на что у меня ушло около недели. Чтоб понять, что такое этот коровник, представь себе средневековую мазанку с соломенной крышей и вековыми залежами навоза. Когда он вручил мне лопату и я вошел в коровник, мне почудилось, что этот коровник длиной с километр. А когда я покончил с навозом, отец послал меня чинить соломенную крышу. И вот однажды, а день был жаркий, я подумал: а к черту все это, хватит с меня крестьянской работы. Слез с крыши и пошел через его поля.

— У нас полей не было, был всего лишь задний двор с пятачком зелени, песочница да качели. Он был богатым?

— Богатым он не был, но земли у него было много. Он был священником и вел себя так, будто мы жили на пожертвования прихожан. У него было две тысячи акров земли, принадлежавшей его семье еще с двенадцатого века. Когда-то Генрих II подарил ее одному из предков моего отца — архиепископу Эверарду Норфолкскому. Ну так вот, в тот день я решил, что пора бы и взять выходной. И пошел по полю, сбросив рубашку, а когда дошел до одного из каналов, которых в Норфолке полным-полно, то лег на берегу и заснул.

Проснулся оттого, что на лицо мне лил дождь. Выяснилось, что это не дождь, а три девушки… Вообще-то не девушки, а молодые женщины в шортах. Они стояли надо мной и капали на меня воду. Набирали ее в ладошки и капали. А я смотрел снизу на их обнаженные ноги.

Сара, Мишель и Фэй арендовали на день лодку. Вот они и катались, загорали, пили вино и потому были немного пьяны. Как сейчас помню, Сара была полной и не носила лифчика. Мне это представлялось фантастическим. Фэй — симпатичная девица с длинными ногами. А у Мишель были голубые глаза, и она каждый раз улыбалась краем губ, когда смотрела в мою сторону. Они решили, что я буду их талисманом. Что-то вроде тотема. А я был рад отправиться с ними. Ведь это куда приятнее, чем ковыряться в дерьме и чинить соломенную крышу. И к тому же я был немного знаком с лодками и каналами, поэтому и поехал с ними, полагая, что это очень здорово — плыть к морю с женщинами, которые по возрасту могли бы уже учиться в Кембридже. И мы попивали холодное винцо, которого я до этого в жизни не пробовал, а Мишель, у которой были великолепные, изумительные груди и светлые волосы, вдруг объявила, что хочет что-то показать мне в трюме, и я, спотыкаясь, спустился вниз… Я знал, что произойдет, хотя не совсем был уверен, что должен делать.

— И что же ты делал?

— Она положила мою руку себе на грудь и спросила, нравится ли мне это.

Джейнис положила под простыней мою руку себе на грудь.

— Она спросила меня, жарко ли мне, и я сказал, что да. И мы оба сбросили одежду. Я очень стеснялся, потому что никогда еще у меня член не стоял на виду у кого-либо. И когда она это увидела, то сказала, что это очень хороший признак.

Джейнис приподняла простыню и посмотрела вниз.

— Когда я был ребенком, мы эту штуку называли «торчком».

— Это очень хороший признак, — сказала она, опуская простыню. — Что дальше?

— Потом она легла на койку, и груди ее раскинулись, а ноги она раздвинула, взяла меня за руку и притянула к себе.

Джейнис потянула меня к себе, раздвинула ноги, груди разошлись в стороны.

— И потом?

— А потом она целовала мою грудь.

Джейнис спрятала лицо у меня на груди и нежно поцеловала.

— И потом? — спросила она, не поднимая глаз.

— Потом она коснулась пальцем кончика моего члена.

Джейнис сделала то же самое.

— Дальше?

— А дальше она начала мне рассказывать о том, как в первый раз занималась любовью, когда училась на первом курсе в Кембридже.

— Что именно?

— Однажды с концертом приехал знаменитый рок-певец…

Вирджиния села на постели, ее всемирно знаменитые груди повисли надо мной.

— Ты все это врешь!

— Только там, где идет речь о женщинах.

Вирджиния встала с постели, надела шелковый халат и, отойдя к окну, уставилась на площадь и реку. Через минуту вздохнула, плечи ее поникли, и она вернулась к кровати, присела, глядя на меня.

— Зачем ты это делаешь со мной? — спросила она.

— Я с тобой этого не делаю.

— Тогда почему ты этого не делаешь со мной?

Я сел, оказавшись с ней лицом к лицу.

— Ты прекрасна и желанна, и от тебя у меня стоит, как телеграфный столб…

— Мистер Романтик. Пять лет назад у тебя не было бы никакого шанса. Тебе надо было видеть меня, Форрест.

— Прошлой ночью я не упустил бы такой шанс. Но сейчас — нет. Я плохо себя чувствую, и время неподходящее.

— Это еще неизвестно, — ответила она, подняв брови.

— Джейнис, я устал оттого, что делаю вещи, которые вынужден делать.

— О, черт побери! Да если хочешь чего-то, так бери!

— Ты так и поступаешь, просто берешь и все?

— Да, так и поступаю. А почему бы и нет? За это так или иначе платишь. Платишь за это, независимо от того, берешь или нет. Ничто не дается даром. Что тебя встревожило, Форрест?

— Да эта история про моего отца. Она напомнила мне, что Фил…

— Какой Фил? Я думала, мы говорим обо мне.