Финикс

Она показала туда, где, примерно на полпути до границы моих владений, высился холм из грязи, камней, песка, покрытый пожухшей травой, сухим колючим кустарником и кактусами. Таких холмов было здесь очень много.

Я кивнул.

— Вся земля от другого берега ручья до этого холма — владения моего отца. Или одной из его чертовых компаний, что одно и то же.

— Салли, я не хотел бы вас огорчать, но земля вдоль этого ручья, по крайней мере ее часть, принадлежит мне. И все, что возле холма, и на три мили дальше — это тоже мое.

— Если вы имеете в виду ту землю, черт вас побери, на которой я сейчас стою, то вы, Форрест, или как вас там, просто мешок с дерьмом. Вам ясно? Эта земля всегда была собственностью моего отца. Всегда! Я не знаю, что за сказки вам рассказывала ваша мамочка, но если вы зайдете в фургон, я покажу вам карту.

— Мне не нужна никакая карта, Салли. Я платил за эту землю налог в течение десяти лет. Думаю, что, пожалуй, надо убрать отсюда фургон, развалину, которая портит весь вид. Как вы думаете, сколько можно получить от аренды этой земли? — Я сказал это в шутку. Может быть, пошутил не очень удачно. Но я попытался снять напряжение. На самом деле я, наоборот, хотел, чтобы она осталась на моей земле.

Но Салли не успокоилась — она чуть было не плеснула мне в лицо кофе.

— Черт возьми, до чего же вы упрямы. Верните обратно мой кофе. Я не хочу больше видеть вашу противную рожу.

— Да, конечно, возьмите кружку. Лучше бы я выпил кофе из термоса.

Я все еще думал, что она делает вид, будто рассердилась, поэтому продолжил игру.

— Может быть, вы все же покажете мне карту?

Салли взяла мою кружку, глядя на меня с ненавистью — щеки и лоб у нее покраснели. Одно мгновение я думал, что она собирается все-таки выплеснуть кофе мне в физиономию. В наступившей тишине я слышал пение птиц у ручья. Они вспархивали с ветвей деревьев и пролетали низко над землей, подхватывая на лету букашек. Солнце уже грело по-настоящему, хотя воздух был еще прохладный.

Салли повернулась и ушла в фургон. Через некоторое время она высунула голову.

— Эй, вы, чертов нахал, поднимайте сюда свою задницу и взгляните на карту.

Карта была разложена на обеденном столе. Это была фотокопия с оригинала из архивного отдела округа Марикопа. Значительная часть пространства была обведена светло-голубым маркером. Через весь участок проходила надпись — «Корпорация по строительству аэропорта».

— Извините меня, Салли, — сказал я. — Не знаю, что именно доказывает эта карта, но убежден, что мы сможем уладить это дело.

— Да, черт побери, разумеется. Если вы уберете с моей земли свою наглую британскую задницу, все будет улажено.

Я хотел было разъяснить, что на самом деле я вовсе не англичанин, но что бы это изменило?

В этот момент я услышал скрип тормозов. Серый грузовой «форд» остановился, не выключив двигателя, на расстоянии одного дюйма от моей машины. Из грузовика вылез здоровенный парень — росту в нем было шесть футов и шесть дюймов, в плечах — косая сажень. Он захлопнул дверцу своего «форда». На дверце я успел заметить большую белую звезду, а под ней надпись большими буквами «Эмпайр».

— Что, этот парень досаждает тебе, Салли? — спросил он, не отрывая от меня взгляда. Ручищи у него были огромные — потолще моей ляжки.

— Проклятье! Оррин, катись отсюда ко всем чертям!

По-видимому, Оррин не пользовался ее любовью.

Он не обратил на нее внимания, продолжая глядеть на меня.

— Ты знаешь, что вторгся на чужую землю? — спросил он.

— Ты заблуждаешься, Оррин. Это ты вторгся на мою землю.

— Дерьмо, — сказал он, видно, это было его любимое выражение. — Убирайся к чертовой матери и больше не смей нарушать право частной собственности. Помни, в этих краях люди не любят, когда вторгаются на их землю.

— Оррин! — заорала Салли. — Засунь свою паршивую задницу в свой чертов грузовик, и чтобы духу твоего здесь не было — ты понял меня?

Она кричала так, что ее можно было услышать за сорок миль.

Оррин слегка кивнул мне.

— Чудные у тебя сапоги, — сказал он. Затем сел в машину, дал задний ход и уехал.

— И вы тоже убирайтесь отсюда к чертовой матери, пока я по-настоящему не рассердилась, — сказала Салли тем же мелодичным голосом.

Я, видно, утомился и утратил чувство меры, но, сами понимаете, поневоле потеряешь присутствие духа, когда тебя прогоняют взашей с твоей же собственной земли.

— Будьте благоразумны, Салли, — сказал я, приближаясь к ней. — Какую арендную плату вы сочтете справедливой за десять тысяч акров земли с протекающим по ней ручьем? Полторы тысячи долларов в месяц — это ведь не слишком дорого?

После моих слов лицо у нее побагровело.

— Посчитайте — полторы тысячи долларов в месяц, это составит восемнадцать тысяч долларов в год. За те десять лет, что вы жили здесь, вы задолжали мне за аренду сто восемьдесят тысяч долларов.