Finis Mundi. Записи радиопередач

Первое полное издание "Песен Мальдорора" появилось в 1924 году спустя 50 лет после его смерти. Оно вызвало общую эйфорию у сюрреалистов и первая книга Эдгара Кине "Лотреамон и Бог" вполне отвечала такому порыву: Творец, под сильным влиянием фрейдизма трактовался как "отец первобытного племени", жестокий и кровожадный, а потому столь яркое свидетельство богоборчества вызвало столь некритический восторг. Гастон Башляр в своей книге «Лотреамон» уже более сдержан и берет "Песни Мальдорора" скорее в качестве иллюстрации к своей доктрине четырех элементов космогонии. Морис Бланшо рассматривает Лотреамона в экзистенциалистской перспективе. Любопытная вещь: любая литературоведческая или философская школа всегда выбирала "Песни Мальдорора" полигоном своих интеллектуальных маневров. В конце концов, французские структуралисты на основе текстологического анализа пришли к выводу, что произведения Лотреамона не более чем пародия на романтиков — Шатобриана, Байрона, Гюго, Ламартина и т. д. Ничего другого и нельзя было ожидать в этот обескровленный садо-мазохистический век. Люди нашей эпохи не активны, но реактивны: они жаждут, чтобы их оскорбляли и били — только таким образом скапливаются силы для ответного удара, только тогда возникает «оправдание» для действия. Поэтому спонтанный, резкий, жестокий Лотреамон стал идеальным объектом для реакций и комментариев.

— Но вряд ли его миссия сводится к тому, чтобы дразнить и стращать двуногих космической полночи, пугать их кошмарами и извращениями, поражать их скудное воображение нескончаемой феерией противоестественно жестоких преступлений и патологически безумных метафор.

— Да, на самом деле он и не ставит таких целей (если он вообще ставит какие-то цели). Просто для Лотреамона нет запретных тем, а потому рассказы о странных перверсиях и диких агрессиях, изложенные в его этически возвышенной манере, воспринимаются как назидание и напоминание — в жизни нет таких категорий как «больное» и «здоровое», «молодое» и «старое», мир открыт нормальным, спокойным глазам.

— И эти нормальные спокойные глаза созерцают такое…

"Я сделаю следующее: сконструирую и реализую котлован в сорок квадратных лье и соответственной глубины. Там будет жить колония вшей, да, омерзительно девственных вшей. Они будут свиваться, извиваться серпантином, змеиться во всех направлениях. Замысел у меня такой: я вырву вошь из волос человечества и после трех ночей спаривания брошу в котлован. Человеческая сперма, бесполезная в любых случаях, будет принята на сей раз, принята фатально. Через несколько дней множество монстров, сжатое, сконцентрированное в материальное ядро, вырвется на свет божий. Это отвратительное скопище со временем расширится, обретет гибкую текучесть ртути, разветвится в бесчисленные ветви, займется взаимопожиранием — рождаемость все равно превышает смертность. Время от времени я смогу подбрасывать в яму какого-нибудь ублюдка, проклятого матерью или, допустим, руку… Оглушу хлороформом какую-нибудь девушку и ночью отрежу…

Если вши покроют планету, как песок морской берег, род человеческий будет уничтожен в чудовищных страданиях. Я с крыльями ангела, распростертый в пространстве, созерцатель."

Невыносимо одиночество высшего существа посреди одиноких толп. Ты приближаешься к существу, внешне удивительно похожему на тебя, ты насчитываешь найти в общем и целом сходный организм с похожими реакциями и общим набором реакций и жестов, но вдруг — о ужас! — перед тобой стопка холодца, аляповатое чучелко, набитое шлягерами, обрывками не своих фраз и несмешных шуток, призрачными пленками чувств, опьяненное безградусными нищими соками постыдно пошлых сновидений… Они говорят, двигают руками и ногами, улыбаются, сетуют, призывно стреляют глазками — этими странными дырами, с обратной стороны которых — тоненькая полоска фольги… От созерцания фигур и движений этих бессмысленных скорлуп становится невыносимо одиноко. Как чудовищно это одиночество, известное только психически больным, поэтам и ангелам. Поразительно какой странный выход из этой фатальной ситуации нашел Мальдорор…