Finis Mundi. Записи радиопередач

Эти слова Николая Клюева, сказанные о себе самом, не следует понимать как простую поэтическую метафору. Слово «Посвященный» он понимал в самом прямом смысле. Не как интуитивно догадывающийся о тайной стороне вещей, но как хранитель секретного учения, как продолжатель особой традиции, связывающей человека с духовными уровнями нечеловеческого, сверхчеловеческого порядка. В раннехристианской церкви существовал особый чин, позднее отмененный, чин "харизматических учителей", «дидаскалов», пророков, способных "говорить на языках" (глоссолалия) и расшифровывать таинственные послания прямого вмешательства Святого Духа. Эта традиция "христианского пророчествования" не исчезла окончательно, но скрылась от внешних взглядов по мере того, как перед Церковью вставали все более и более конкретные задачи, обращенные более вовне, нежели вовнутрь. Линия тайнозрения, провидения передавалась в скитах, пустынях, монастырях Византии, Востока, позже Руси. В 15 веке эта традиция вспыхнула с новой силой в Афонском исихазме. В определенные критические моменты истории Православия, когда антиэзотерические тенденции становились особенно сильными, эта традиция уходила на периферию жизни, часто ошибочно принималась за «сектантство», «ересь» и т. д. На самом деле, речь шла о христианском эзотеризме, об уникальном учении "православного посвящения". Часто носители этого посвящения вынуждены были обращаться к узким и закрытым религиозным кругам, далеким от официальной Церкви. Иногда, напротив, как в случае Паисия Величковского и Оптиной пустыни, эта традиция продолжалась в рамках церковной ортодоксии. Николай Клюев принадлежал именно к такой линии духовного христианства, православного эзотеризма. Поэтому, когда он называет себя «пророком», и это следует понимать буквально. Говорит не он сам, через него говорит иная реальность, свидетельствующая об особом глубинном измерении бытия, истории, жизни. О световом измерении. Посвящение — это переход от человеческого к более чем человеческому. А значит, дуализм между человеком и природой преодолевается. И объект и субъект проявляются как две стороны единого божественного замысла, как две стороны одной реальности. Святым, священным, сакральным становятся не только культовые предметы и ритуалы, но и все бытие. Для Посвященного нет большого различия между разумным и неразумным, одушевленным и неодушевленным. Он понимает язык птиц, лесов и камней, но вместе с тем может воспринимать человеческую речь как бессмысленный набор звуков. Он прекрасно ориентируется в мире видений и снов, но может легко заблудиться на базаре, споткнуться на ровном месте. Поэзия Николая Клюева — поэзия Посвящения. Национального, русского Посвящения. Так ее и надо понимать.

Николай Клюев родился 22 октября 1884 года в деревне Коштуги Олонецкой губернии. На потерянном Севере России в крае старообрядчества, традиции, органичной русской стихии, вдали от космополитически дворянских столиц и суматохи нарождающегося капитализма. Отца своего, крестьянина по происхождению, служившего урядником и сидельцем в винной лавке, Клюев вспоминал не часто. Зато образ Матери был для него святым не только лично, но религиозно, мистически, поэтически… Мать появляется постоянно почти во всех стихах, поэмах, мыслях, видениях. Для него это не вопрос сантимента или чувства, но сакральная доктрина, культ, тайная инстанция глубинного Посвящения. Мать Клюева, Прасковья Дмитриевна, принадлежала к фанатичной староверческой семье. К ней тянулись нити тайного духовного русского христианства из глубокой древности. Она была для молодого поэта не просто любящей матерью (кстати, не так уж она его и любила, на что сам Клюев иногда жаловался в частных беседах, но чего избегал даже приближенно касаться в стихах). Она была Посвятительницей, Хранительницей древнего знания, особой загадочной парадоксальной и уникальной традиции Спасения и Преображения. Клюев писал об этом:

"Памятовала она несколько тысяч словесных гнезд стихами и полууставно, знала Лебедя и Розу из Шестокрыла, Новый Маргарит — перевод с языка черных христиан, песнь искупителя Петра III, о Христовых пришествиях книги латынской удивительной, огненные письма протопопа Аввакума, индийское евангелие и много другого, что потайно осоляет народную душу — слово, сон, молитву, что осолило и меня до костей до преисподних глубин моего духа и песни…"