Читаем Финишная прямая полностью

Три последние гонки сезона 1995 (Аида, Сузука, Аделаида) и последующий симпозиум Формулы 1 в Китае Герхард Бергер использовал для удовольствия предпринять путешествие по миру на частном самолете («Citation III»). Херберт Фелькер из «Autorevue» сопровождал его и составил свой отчет в форме письма оставшемуся дома другу.

Дорогой Фил,

я знаю тебя, Фил. Ты спросишь, почему такой человек, как Герхард, делает подобные вещи, и что там забыл такой человек как я.

Оба вопроса резонны.

В качестве дорожного талисмана для моих друзей-гонщиков я мало подходил уже до этого путешествия. Даже наоборот. Гоночный шеф Mercedes Норберт Хауг в Сузуке выразился так: «Тому, у кого ты амулет, не нужна ведьма».

Это больно, скажу я тебе.

Странно, но Герхард все-таки позвонил снова.

В конце такого сезона, как этот, все без разницы, даже я тут не смог бы ничего еще больше испортить.

Тут до меня дошло. Значит, мне надо брать билет в Нагою, Токио, Аделаиду, или как?

— Нет. Я прогреваю самолет, — сказал он.

— В каком смысле — прогреваешь самолет?

— Один раз в жизни я хочу выяснить как это — совершить полет по миру на Citation. Хороший повод. Набраться опыта в качестве капитана. А ты полетишь со мной. Ты ведь любишь летать.

— Ох. И как выглядит маршрут?

— Москва, Новобри… или Новобро…

— Новосибирск?

— Точно.

— Я лечу.

«Citation III» — приятный самолет.

Прекрасный, в случае Герхарда снаружи гоночный зеленый, внутри цвета яичной скорлупы, полностью обитый и рвется из-под тебя как Ferrari на 4-5-6 скоростях. Места на восемь или девять пассажиров, но мы были максимум втроем, так что над Сибирью и Моллукскими островами можно было соорудить себе постельку. Потолок и скорость как в авиалайнере.

Единственный недостаток — это дальность. На одной заправке ты пролетишь немногим более трех тысяч километров. Этого достаточно практически для любого маршрута в Европе, но как только приходится иметь дело со степями и океанами, нужно начинать считать. Чем более экзотична страна, чем запутанней политическая ситуация, тем сложнее. Поэтому никто и не летает на Citation из Вены в Японию, Австралию, Китай и Вьетнам.

Но как видишь, бывают исключения.

Наградой за усилия (и огромные расходы) являются, во-первых, потерянные частности. Например, если тебе надо на гоночную трассу Аида ты не плюхаешься тупо в Токио или Осаке, а приземляешься точно в Окаяме, которая позволяет себе иметь взлетно-посадочную полосу для реактивных самолетов.

Кроме того, наградой является интенсивность восприятия. Например, перелет Европа-Япония (в провинцию) длится не дольше чем в «Джамбо»,[38] и, тем не менее, ты между делом побывал в Москве, Новосибирске и Пекине. Это очень освежает.

Возьмем, к примеру, Новосибирск. Для меня он всегда был символом льда и тьмы, что-то вроде обитаемой версии Северного полюса. Теперь же я не могу удержаться, чтобы тепло не порекомендовать этот элегантный городок. Хотя была ночь, но ты все равно понимаешь, стоящее это место, или нет. Заправка за двадцать минут и впервые в этом сезонe оставили следы на снегу. Сибирский снег! Будет чудесная зима, это видно с первого взгляда.

Первые лучи солнца заблестели на пустыней Гоби, потом курс на Пекин, пока что только как промежуточная посадка (Форум Формулы 1 состоялся только месяц спустя, как бы на обратном пути). Значит, дальше в Окаяму.

История Аиды и Сузуки тебе известна и так. Когда двести тысяч друзей спорта в Cузуке слегка рассеялись, что-то около двух часов утра, мы сбежали. Хотя до аэропорта было три часа ходу, это того стоило, так как это был Кансей, новый мега-аэропорт, который японцы построили в море. На нем парковались примерно сорок «Джамбо». Единственным маленьким самолетом был «Браво-Гольф-Браво».

Мы были в хорошем настроении и полетели напрямую на юг, заправились на Гуаме и приземлились в Кэйрнс, тропическом севере Австралии.

Герхард зафрахтовал в Порт Дагласе катамаран, чтобы отправиться на Лизард Айлэнд и нырять у Барьерного рифа. Все было клево, только вот с едой были проблемы, а ты ведь знаешь, Фил, как близко к сердцу я это принимаю.

При этом у команды в холодильнике было все, о чем только можно мечтать: рыба, раки, стейки и бараньи отбивные. Однако дело было в том, что Герхард вбил себе в голову, что мы будем есть свежепойманную рыбу и он, он один, об этом позаботится. Он смотрит слишком много фильмов про капитана Игло.

Можешь себе представить, что произойдет, когда тиролец забросит удочку на Барьерном рифе? Знаешь, как он рассчитывает величину наживки?

Он думает, чем больше кусок, тем быстрее придет жирная рыба. А на рыбалке он примерно так же терпелив, как Алези при обгоне Шуми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное