Финское солнце

Но это не помешало Горле влюбиться в Юххо. После танцев они еще долго гуляли по парку, и Горле тогда рассказала Юххо, что в своем имении Верди посадил три дерева в честь главных своих произведений. Дуб и платан символизировали триумфы «Трубадура» и «Риголетто», а печальной плакучей ивой композитор отметил провал «Травиаты». В парке «Дубки» тоже росли эти деревья, что вызывало у Горле особый трепет и восторг.

Да я и сам познакомился со своей Люлли на этой танцевальной площадке во время концерта Рокси Аутти. Я простоял пару часов, даже не шелохнувшись, как тот дуб, потому что чувствовал себя деревяшкой.

Но Люлли не растерялась. Приглашая меня, сделала поразительное заявление: в Нижнем Хуторе, мол, влюбляются в памятники, потому что у памятника только одно лицо, а не два, как у людей. А я своей застывшей позой очень напоминаю ей памятник мне же самому.

Когда я второй раз встретил Люлли, она стояла на центральной аллее парка возле скульптуры медведя, уводящего в лес голого мальчика. По преданию, место, где был основан Нижний Хутор, древним поволжским финнам показал медведь. Но за это попросил в жертву мальчика. Ребенка раздели догола, чтобы не переводить одежду, и отпустили с медведем в лес. Больше мальчика никто не видел, но теперь, если кто-то бесследно пропадал в Нижнем Хуторе, люди шептались, что духи забрали причитающуюся им жертву. Впрочем, иногда прекрасный голый юноша является впечатлительным девушкам в сладостных снах.

Глядя на фотографию легко одетого малыша, расклеенную по всем столбам, Люлли верила, что он – точная копия голого мальчика с медведем, что стоит в парке. Мол, пропавший мальчик – тот самый, которому памятник. И художник его изваял, провидя будущее. Но почему-то никто этого не замечает.

– А может, история повторяется циклично? – предположил я. – И жители Нижнего Хутора периодически – волей или неволей – приносят паренька в жертву медведю, некогда обитавшему в этих местах? Поэтому он голый, а медведь такой свирепый.

– Точно, – Люлли закрыла лицо ладонями. – Мальчик в очередной раз умилостивил духов.

13

В Нижнем Хуторе можно влюбиться только в памятник. Так долгое время считала Люлли то ли из-за того, что мужчин не хватало, то ли потому, что памятники здесь красивы. Отливающие янтарной с прозеленью бронзой, они походят на загорелых богатырей из легенд.

А еще в парке Нижнего Хутора ландшафт не совсем обычный: с северного края оранжевостволые сосны пушистыми лапами, словно в варежках, связанных «в елочку», берут под руки-ветви гигантские дубы и пляшут на холодном ветру среди красно-гранитных глыб. А с южного – маленькие круглолистные липы и кудрявые карликовые березы вяжут на спицах-ветках трепетные кружева листвы.

Уверовав в священную жертву-мальчика, Люлли каждый день приходила к памятнику в парке «Дубки» и часами им любовалась. Можно сказать, что она всем сердцем полюбила этого малыша. Помнится, я что-то рассказывал Люлли про законы бытия, а она только кивала головой: угу, мол, угу. Она меня не слушала, а все любовалась. То ли мальчиком, то ли медведем.

Теперь Люлли именно этого мальчика, а может и медведя, считала основателем Нижнего Хутора, а не какого-то там мифического князя Пупсоннена-Тутсоннена, памятник которому стоит на центральной площади. И полюбила бронзового мальчика, как собственное дитя. А до настоящего, не мифического, основателя города, ей уже не было никакого дела.

В ту осень мы часто гуляли с Люлли по парку «Дубки», держась за руки. Мы кормили хлебом уток и лебедей в пруду, потом подходили к фонтану и кормили голубей.

И каждый раз Люлли поражала меня своим парадоксальным взглядом на вещи.

– Как ты думаешь, почему все центральные площади украшают либо фонтаном, либо часами?

– Не знаю… – честно признавался я.

– Просто некие силы хотят напомнить людям, что им дала вода, – объясняла Люлли, и перечисляла, что ей дала вода. От мыльных пузырей до чая с клубникой, водяникой и голубикой.

При этом Люлли любила пить пиво из высоких стаканов. А однажды призналась мне, что вместе с оттоками воды однажды потеряла одного малыша.

– Да, – сказал я тогда. – Парадокс в том, что вода дает жизнь и она же ее забирает. Мне кто-то сказал, что мужчины умирают чаще и быстрее, потому что у них клетки водянистее.

Потом мы еще долго говорили о воде и о том, что она дает людям. Вернее сказать, переливали из пустого в порожнее. Помню, в дождливый день, когда мы прятались в беседке близ памятника, я набрался храбрости и спросил, чем ее так привлекает этот чуть ли не писающийся со страху мальчик.

– Чем беззащитнее мужчина, – ответила Люлли, – тем он эротичнее. Особенно когда он не переливает из пустого в порожнее, не ведет себя как тряпка, не боится пожертвовать собой и принять ответственное решение.

Я тогда обиделся, ушел и долго еще не разговаривал с Люлли. Но я знал, где ее найти в случае чего: теперь она много времени проводила возле этого памятника. И старалась гулять где-нибудь поблизости, чтобы не терять его из виду. Вот такая странная она была – моя девушка Люлли.

14