Фёдор Абрамов

Абрамовское Пекашино в «Братьях и сёстрах» – не просто деревня, где происходят события, изображаемые в романе. С описания этого места начинается абрамовская сага. Образ Пекашина зримо и незримо присутствует во всём повествовании. Да и само название деревни непростое, явно говорящее, образно отдающее терпким душком свежеиспечённого сытного житника – ячменного хлеба. И есть в этом названии деревни что-то исконно русское, никогда не стареющее, крепко-накрепко сросшееся с землёй-кормилицей и людским трудом на ней. Абрамовское Пекашино из самого нутра его души, из самого сердца автора, потому и легко воспринимается, по-свойски, как родное, близкое.

Пекашино – по-своему главный герой книги. Отметим, что пролог, который в первом варианте книги открывал её, после написания романов «Две зимы и три лета» и «Пути-перепутья» «перекочевал» в неформальное вступление ко всей трилогии «Пряслины» и до создания Абрамовым романа «Дом» не включался в основной текст первого романа.

Но действительно, где оно, Пекашино? Где это абрамовское Лукоморье, наполненное светом людской доброты, любви к ближнему?

Северяне, архангелогородцы, пинежане после прочтения романа «Братья и сёстры» неизменно пытались отыскать на родных просторах таинственное Пекашино.

В своём письме Фёдору Абрамову от 9 января 1959 года молодая читательница Валентина Коновалова, прочитавшая роман в «Неве», довольно искренне спрашивала писателя: «Ответьте, пожалуйста, а где Ваша родина, в Пекашине? Я не слыхала такой деревни, может быть, её название вымышленное?»

А вот старшая племянница писателя, Галина, которой на тот момент было 22 года, сразу распознала в Пекашине родную Верколу. «…Многое нахожу в романе нашенское, простое, веркольское, – сообщала она в письме Фёдору Александровичу 15 октября 1958 года. – Дядя Федя, даже все новины, эту старую лиственницу, что стоит на горе против Анны Олькиной дома, всё описали!»

Конечно же, прообразом Пекашина стала пинежская Веркола, узнаваемая во многих картинках романа: описанием реки, монастыря, угора, Поповского ручья, колхоза «Новый путь» и, конечно, той самой вековой лиственницы, что и поныне высится у абрамовского косика-тропки, ведущего к реке, совсем рядом с усадьбой Фёдора Абрамова и места его вечного земного упокоения.

Не укажи Фёдор Абрамов в самом начале романа веркольскую примету – лиственницу – и не смени он название романа «Мои земляки» на «Братьев и сестёр», сразу бы угадался в контексте романа образ его малой родины? Наверное, да. И дело здесь вовсе не в реке Пинеге, что одна такая течёт в этих местах, не в монастыре, вид на который только из Верколы, а в другом: чтобы так написать, нужно болеть своей родиной, носить в себе её образ, знать её. Вот почему «Братья и сёстры» пронизаны этой любовью от корки до корки, поэтому в Пекашине и угадывается абрамовская Веркола. «Пекашино – деревня, созданная воображением писателя. Но разве не вошли в художественный мир Пекашино черты реальной Верколы?» – подметит в своей статье «Познание современности» Лев Антопольский, опубликованной в журнале «Юность» № 8 за 1974 год.

Создавая образ Пекашина, Фёдор Абрамов не просто срисовывал Верколу, он до тонкостей продумывал каждую деталь, наполнявшую образ деревни. В его архиве сохранились рисунки Пекашина, которые автор прорабатывал до мелочей, и в этих рисунках без особого труда угадывается родная деревня писателя: вот новины, река Пинега и луга, деревенский большак с пекашинской горой и, конечно же, вековая лиственница, как центральное звено всего рисунка. Автор, создавая образы героев романа, не изменял того антуража, в котором жили реальные прототипы «Братьев и сестёр», и это придавало произведению ещё большую убедительность. Абрамов ушёл от принципа иллюзорности и вычурности в описании фона окружающей обстановки и тем самым создал эффект естества и узнаваемости.

Причём автор, рисуя в романе близкую ему северную деревню военной поры, нисколько не задумывался о том, точен ли он будет в своём изложении, о том, что прототип его Пекашина читатели будут искать на всех просторах, куда придёт роман и откуда родом будут они сами. И те, кому выпала такая же доля, как и героям романа, непременно будут видеть в романе самих себя.

«Я инвалид войны, – напишет Абрамову 16 декабря 1981 года из города Ровно Николай Григорьевич Качанов. – Большое Вам читательское и человеческое спасибо за умные, яркие, жизнеутверждающие романы о людях русской деревни.

Каждый из нас, людей старшего поколения, – человек нелёгкой судьбы, и в Ваших книгах находишь как бы частицу своей пережитой жизни…»

И тут хочется добавить: а сколько на российских просторах было разбросано таких деревень, как две капли воды похожих своей судьбой на романное Пекашино, в ту военную и послевоенную пору? Десятки? Сотни? Тысячи? И в каждой из них была своя семья Пряслиных, а то и не одна, и свой Лукашин с Анфисой Петровной!