Фиолетовая гибель

Мэджи вежливо промолчала. «Если бы я сама знала, что я буду делать там, и зачем вообще я еду», — подумала она. Ее ближайшая приятельница, Люси Уинклер, только руками всплеснула, узнав об этой затее. «Тратить половину драгоценного отпуска для такой ерунды, — возмущенно сказала она, — это ни на что не похоже, Мэджи! Что он, жених твой, что ли? Да и в этом случае молодые люди берут девушку в поездку, заранее уговорившись с нею. И не куда-то там в пустыню, а в приличный мотель, и не вместе с приятелями, а только вдвоем, чтобы было весело и приятно». Люси говорила еще много всяких других очень серьезных и невероятно убедительных вещей. Свернувшись, по обыкновению, клубочком в кресле и внимательно глядя своими синими глазами на метавшую обличительные громы и молнии Люси Уинклер, Мэджи не слышала и половины ее слов. Она думала: «Все это так, и ты совершенно права, дорогая Люси, и мне незачем ехать туда, в какую-то айдахскую глушь, где их, может, и не найдешь… Только, Люси, милая, ведь ты не любишь, а я люблю! Ты такая правильная, что даже и не знаешь, как любят. И поэтому я и не хочу доказывать тебе ничего, все равно ты не поймешь. Да, да, мне взбрело в голову, и я, как ты говоришь, шальная и сумасшедшая, и все это неправильно, но ведь я люблю, и это самое главное, и тут уж никуда не денешься, и я хочу ехать. Ты говори, пожалуйста, говори, мне это даже приятно, потому что чем больше ты будешь распекать меня, чем большей сумасбродкой назовешь, тем это будет лучше, и я еще больше захочу поехать к Фреду: ведь я его, значит, и вправду очень сильно люблю, если решаюсь на такую глупость. Вот и все».

Люси вдруг остановилась и замолчала, уставившись с изумлением на приятельницу. Затем она уперлась левой рукой в бок и, наставительно грозя Мэджи указательным пальцем правой, внушительно произнесла:

— Я вижу, что вы даже не слушаете меня, мисс Мэджи Бейкер. Вы заняты собственными мыслями, вот что. Поэтому я скажу тебе только одно: ты глупая, взбалмошная девчонка. Делай как знаешь, я снимаю с себя всякую ответственность!

Мэджи улыбнулась, вспоминая презрительный гнев, который был написан на лице Люси Уинклер при этих уничтожающих словах. Она наклонила голову к открытому окну кабины. Остро пахнувший сухой лесной травой ветер словно только и ждал этого движения. Он тотчас же взъерошил ее бронзовые густые волосы, перепутал их пряди и переложил их так, как не сделал бы самый искусный парикмахер, стремящийся создать ультрамодную космическую прическу. Мэджи снова улыбнулась при этой мысли. Подняв обе руки, она попыталась привести в порядок волосы и покосилась на шофера.

Он перехватил ее взгляд и сказал, смешно шевеля прилипшим к губе окурком сигареты:

— Тут даже шошонов теперь не видно.

— Кого? — переспросила удивленно Мэджи.

— Шошонов — индейцев. Раньше они здесь охотились, а теперь остались только в резервациях, где-то еще дальше в лесах. А вы знаете, мисс, откуда взялось название нашего штата Айдахо?

— Нет, — чистосердечно призналась Мэджи.

— Оно взято из языка шошонов. По-индейски «айдахо» — значит «пора вставать». Понимаете?

— Нет, не понимаю. При чем тут штат?

— И я тоже не понимаю, — откровенно объяснил шофер, добродушно ухмыляясь. — Но почему-то всем приезжим это очень нравится. Вам тоже?

— Не слишком. Если я чего-либо не понимаю, почему это может мне нравиться? — сказала Мэджи.

— Вот и я так. Это вы правильно сказали, мисс, — удовлетворенно ответил шофер, словно ставя точку.

* * *

А Мэджи задумалась. Бесхитростные слова шофера вызвали новый толчок ее мыслям. «Правильно вы сказали, мисс». Но что тут правильного? Если вдуматься, то она, например, не понимает своего чувства к Фреду. Не понимает, но ей все это очень приятно, очень нравится, и вот она даже едет сюда. Любит она Фреда или нет? Наверно, любит, хотя даже самой себе ей страшно признаться в этом. Фред такой странный. Иногда, ну это было раньше, он казался ей очень ласковым, предупредительным, готовым выполнить любое ее желание. Он гладил ее волосы и шутил, что они еще более непокорные, чем ее характер. Он целовал ее глаза и брови и говорил, что их синева под пушистыми густыми дугами напоминает ему синие зарницы молний в ночном лесу. Он очень красиво говорил, Фред… И у него такие сильные, крепкие руки, которым можно довериться, и он пронесет тебя сквозь нею твою жизнь и не позволит, чтобы кто-либо неосторожно прикоснулся к тебе и царапнул хоть немножко… Царапнул…