Фиолетовый

— Голова? Стой… Дай-ка вспомнить… А… Понял… Это когда мы с тобой переправлялись на лодке с одного острова на другой, и я к тебе приставал, а ты огрела меня веслом? Да, болела… Еще как болела… Ой-ой-о-о-ой, как болела… Но мне, знаешь, была приятна эта боль… И вообще, мне было приятно все, что ты мне делала… — Он снова ущипнул ее за бедро, как будто бы имел на это право. — Катя, лапочка, может, ты завтра отправишь своего муженька куда подальше, и мы с тобой завихримся куда-нибудь, в Анталью, к примеру? Там так красиво, ты не представляешь себе… У меня там друг один живет, квартиру купил… Мы бы погуляли там вечером, я бы показал тебе город, посидели бы где-нибудь, выпили… чаю!!! Ты представляешь, эти турки пьют один чай! Я скоро утону в этом чае…

Она слушала его, и глаза ее наполнялись слезами. В ушах звенело: «…Это когда мы с тобой переправлялись на лодке с одного острова на другой, и я к тебе приставал, а ты огрела меня веслом…» Кто же этот чудак и как его зовут?

— Послушай, танец уже закончился, уже второй начался… Отведи меня, пожалуйста, к столику… к мужу… — взмолилась она, поскольку ноги ее уже не слушали, она едва стояла.

— Катя, ну, я очень прошу тебя, пообещай мне, что отправишь завтра куда-нибудь своего муженька…

— Но зачем тебе все это? Не с кем развлечься? У тебя же есть девушка… красивая, между прочим…

— Ты, я вижу, забыла меня… — сказал он вдруг с грустью, и лицо его при этом приняло выражение невыразимой нежности, любви.

— Нет… нет, не знаю… — Она не выдержала этот взгляд, опустила голову.

Иногда ей казалось, что она смотрит в глаза Ивану, и, хотя она уже и поняла, что это не он, но все равно это было его лицо, его руки, его дыхание… Это был он и одновременно не он.

— Ну, родная, скажи: Сережа, я тебя не забыла, я люблю тебя до сих пор, я и сына своего назвала в честь тебя — Сережей… И не отказывайся, я же слышал, как ты на пляже его звала… Скажи мне одно: ты еще любишь меня?

Ей вдруг стало жаль этого парня, который так хотел услышать от нее, от своей Кати (о которой она ничего не знала), слова любви, и она сказала:

— Да, я люблю тебя… Вернее, любила… Но я все равно не поеду с тобой в Анталью, я не могу… Понимаешь?

— Понимаю… Понимаю, что я — осел…

— Ты сам все знаешь…

— Я виноват перед тобой… — Он крепко обнял ее и, бросив быстрый взгляд на сидящих за столиком Михаила, Валентина и Машу, прошептал ей в самое ухо: — Я виноват… виноват… Это только я знаю, как я перед тобой виноват…

«А уж как я виновата перед тобой», — подумала, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Катя. Она закрыла глаза и увидела ночной лес, разрытую могилу…

— Я сейчас сойду с ума… — прошептала она, глотая слезы.

— Не сойдешь. Все нормально… Спасибо за танец… — Он галантно поцеловал ей руку.

* * *

Они вернулись в номер, Сережа спал. Катя сняла с себя платье и встала под душ. Она так плакала, так рыдала, что ей иногда казалось, что это не вода из душа хлещет, а ее слезы, что они всюду, всюду, и что море за окном, прекраснейший залив — тоже из ее слез…

Миша зашел в ванную комнату, присел на краешек ванны.

— Ну что ты так? Ну, успокойся, прошу тебя… Не могу слушать, как ты плачешь… нельзя так… Что он тебе сказал? Ты вернулась бледная, сама не своя…

— А как ты думаешь, что он мог мне сказать?

Михаил схватился за голову:

— Понятия не имею…

— Он сказал, что любит меня… Что счастлив, что я назвала сына его именем…

— Да?! Это как же… так… — Он смотрел на нее и ничего не понимал.

— Я устала, Миша, понимаешь? Устала бояться…

— Ты сказала, что назвала сына его именем…

— Вот именно! Это не он… не он. Этого мужчину зовут Сергей, и он спутал меня с какой-то другой Катей, которая на меня похожа… Представляешь? И роман у него с ней был тоже пять лет тому назад. Может, у него тоже чувство вины… Может, он бросил ее беременную, исчез, а теперь вот, спустя пять лет, встретил… И ведь он был уверен, что разговаривает со своей Катей…

Михаил вышел из ванной комнаты. Сел на кровать. Подумал, что был всего в одном мгновении от разоблачения, от правды…

Правда. И простит ли его Катя, если узнает настоящую правду о том дне, обо всем том, что произошло в их квартире после того, как она ударила Ивана вазой по голове?… Поверит ли в стечение обстоятельств?

7 Сентябрь 2003 года Москва

— Вы все адвокаты — твари. Любите загребать жар чужими руками… Но я записал весь наш вчерашний разговор на диктофон… Думаю, ты знаешь, насколько все это серьезно… Причем это будет касаться не только тебя (а ведь ты сразу потеряешь практику как адвокат, которому нельзя довериться), но и Воробьева, того судьи, которому ты собираешься передать эти деньги…