Фиолетовый

Впрочем, он прав — я действительно вынуждена постоянно вносить корректировки в свой рабочий график. Я плохо работаю. И я, наверное, все-таки отвратительная мать. Потому что это няня увидела, как Кристина сделала первый шаг, это няня услышала первое Машкино слово (она сказала «дай», что мне очень понравилось — излишней скромностью малышка, в отличие от мамы, не обременена). Тяжело быть матерью-одиночкой. Я страдаю от того, что большая часть жизни моих детей проходит мимо меня — а как по-другому зарабатывать деньги? Наверное, мне было бы чуть проще, если бы с детьми сидела мама, на сердце было бы спокойнее. Но мама точно так же работает гидом, как и я. На пенсию ведь прожить сложно… В общем, я откровенно халтурю с экскурсантами, и сокращая рассказ, и просто приберегая эмоции для общения с доченьками. Впрочем, нагоняев за нерадивое исполнение служебных обязанностей можно было бы избежать. Представляете, при наличии симпатичной интеллигентной супруги наш директор открытым текстом намекает мне, как можно получить большую премию! Иногда, если Кристе нужны новые ботинки, а Машка снова выросла из комбеза (беда с этой детской одеждой, правда? Стоит не намного дешевле взрослой, но детки же растут, и им все время требуются обновки!), я задумчиво смотрю на лысину начальника. Смотрю, и… И отвожу взгляд, беру дополнительную работу, стреляю пару тысяч у приятельниц. Ничего, мы с малышками — сильные девочки. Мы продержимся, выкрутимся, что-нибудь придумаем. Бог дает не только детей, но и на детей. И чистая совесть дорогого стоит. Не нужен нам с девчонками никакой начальник, пусть катится куда подальше со своими премиями, лысиной и похотливыми глазками…

— А Кристина писается! Прямо в колготки!

Наконец-то! Хоть что-то хорошее я увижу этой ночью. Мои родные малявки, врединки! Они погодки — Кристе четыре, Машке три.

Как странно мы с бывшим мужем перемешались в детях… У старшей — его ярко-синие глаза, русые волосы, вишневые крупные губы, но мой характер, спокойный, нерешительный. Младшая — моя копия, льняные кудри, серые раскосые глазки, но за этой невинной ангельской внешностью скрываются огонь, кипящий сгусток энергии, непредсказуемость. Машка — совсем козявка, но ехидна-а-а, вся в бывшего! Кристи недавно так бурно радовалась велосипеду (еще бы, год о нем мечтала, и вот он перед ней, пахнущий маслом и кожей, с блестящими стальными спицами, красной рамой и дзинькающим на руле звонком!), что с ней случилась непредвиденная оказия. Вообще мои девчонки рано отучились от памперсов, обе годика в полтора. Поэтому Машка, заметив такую пикантную подробность, вся просто исходит ядом. Ну, как же, старшая сестра — и мокрые колготки! Поэтому стоит только появиться у нас дома соседке, подруге, кому угодно — Машенция летит в прихожую и сообщает животрепещущую новость. За ней — храня стыдливое молчание — топает сопящая Кристи. Внимательно выслушав сестру и почесав русый затылочек, она принимает стратегическое решение — драться за свою честь. Кристина — человек прямой, она не ходит вокруг да около, а сразу пытается ударить вредную сестру по макушке. Машке увернуться от кулачка Кристи проще простого, а еще она ловко трясет головой, предупреждая попытку вцепиться в волосы, и продолжает вопить:

— Кристина писается!

Единственное, что получается у старшей метнуть в младшую, — это обиженный взгляд: «Ладно-ладно, я не злопамятная, но память у меня хорошая!» Кристи дуется, Машка хохочет…

Мои солнышки, мои звездочки. Я улыбаюсь сквозь сон и думаю, что надо бы утром не проспать и обязательно успеть позвонить маме. Летом, когда у мамы отпуск, я отвожу детей на дачу, малышкам там хорошо, но как же я по ним скучаю!

А потом… Потом мне ничего уже не снится. Сон разлетается вдребезги от пронзительных трелей дверного звонка.

С закрытыми глазами я топаю в прихожую, интересуюсь: «Кто там?» Послушав тишину, решаю все же открыть («Дура, ты когда-нибудь плохо кончишь, или врежь в дверь глазок, или прекрати ее распахивать неизвестно перед кем!» — дребезжит внутри шарманка упреков самой себе).