Фиолетовый сон

Я вспоминаю премьеру фильма «На Западном фронте без перемен» в Берлине, в 1930 году. За несколько недель до этого Йозеф Геббельс, глава берлинской организации нацистской партии, прислал ко мне какого-то типа, который попросил меня подтвердить, что права на производство фильма были без моего ведома проданы издательством компании «Юниверсал», которая и сняла фильм. Он хотел использовать это обстоятельство в антисемитской пропаганде: будто я – нееврейский автор – был использован двумя еврейскими фирмами в их космополитических и пацифистских целях. В качестве вознаграждения Геббельс обещал мне покровительство нацистской партии. Ему не помешало, что его партия с теми же нападками выступала против меня и моей книги. Посланец Геббельса поведал мне, что общественная память коротка, а члены партии дисциплинированны – они поверят в то, что им скажут. Нет нужды говорить, что я отверг этот вздор и упустил возможность стать мучеником партии.

На премьере Геббельс разразился ядовитой речью. Его когорты швыряли в зал зловонные бомбы и выпустили под ноги публики белых мышей, чтобы сорвать сеанс. На площади перед кинотеатром нацисты устроили гигантскую демонстрацию.

Я видел тех демонстрантов. Никому из них не было больше двадцати лет, следовательно, никто из них не мог участвовать в войне 1914–1918 годов и никто не знал, что десять лет спустя они окажутся на войне и большинство из них погибнут, не дожив до тридцати.

Я был, in effigie[61], вместе с моими книгами и со всеми копиями фильма, какие им удалось найти, сожжен в Берлине в 1933 году. Все мои книги были запрещены, но, несмотря на это, я поимел удовольствие быть еще раз напечатанным в Германии – причем в гитлеровском листке, в «Фёлькишер Беобахтер». Один венский писатель слово в слово переписал одну главу из «На Западном фронте без перемен», снабдив ее другим названием и приписав другому автору. Ради шутки он отправил эту главу в гитлеровскую газету. Издательство не только приняло текст, но и предварило его предисловием: после таких лживых книг, как «На Западном фронте без перемен», здесь мы видим правду в каждой строчке. Правда иногда тоже может стать великим соблазнителем. Жаль, что случается это не слишком часто.

Когда год назад я в дождливый день приехал в Берлин, я первым делом отправился на Ноллендорфплац, где нацисты имели обыкновение устраивать свои демонстрации. Площадь лежала в развалинах, так же, как и театр, и бесчисленные дома на много миль вокруг по всему городу. Я прошел мимо развалин дома моего первого издателя, которому я вручил рукопись «На Западном фронте без перемен». Рукопись он не принял, а мне объяснил, что сейчас никто не желает читать о войне. Этим он преподал мне хороший урок: не слишком доверяй экспертам. За эти годы я понял, во что я должен верить: в независимость, терпимость и чувство юмора – в три вещи, не очень популярные в Германии.

Некоторое время я шел сквозь дождливые сумерки и наконец понял, что заблудился. Я много лет прожил в Берлине, но теперь почти все знакомые мне ориентиры исчезли. Мне пришлось спрашивать у прохожих дорогу через непроходимые дебри развалин. То же происходило, когда я приехал в город, где родился. Я стал чужаком, и мне пришлось купить старые фотографии, чтобы вспомнить, как выглядели места моей юности.

Когда я открыл дверь студии, где должны были снимать «Время любить и время умирать», мне показалось, что я попал в дурной сон. Там снова были они: знамена со свастикой, черная эсэсовская форма, атмосфера безудержного тщеславия, разложения и заблуждений. На мгновение это показалось мне настолько невероятным, что я почти поверил в то, что произошло чудо и в этом разрушенном до основания городе из руин возник обычный, отстроенный заново квартал. Подобную реакцию мы наблюдали двумя днями позже, когда выехали из студии, чтобы отснять эпизод на улице. По пути нам пришлось остановиться на заправке. В автомобиле сидели три актера, одетые в мундиры офицеров СС. Женщина-заправщица, увидев нас, резко обернулась в направлении дома: «Беги, Отто, они снова здесь!» Воспоминания тоже могут стать великим соблазнителем.