Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Коней привязали, и ринуться в бой
Готовы, теснимые грозной судьбой.
Ведь если злой рок разъярится — гранит
Он силой свирепою в воск обратит.
Опять врукопашную богатыри
Схватились, и в это мгновенье, смотри,
Как будто всю мощь у сохрабовых рук
²³⁴⁰ Высокое небо похитило вдруг.
Во гневе, исполнясь невиданных сил,
Ростем исполина за шею схватил,
Рванул, и согнул, и Сохраб изнемог;
Истёк предназначенный юноше срок.
Повергнув Сохраба, но зная, что тот
Не сдастся, повергнет его в свой черёд,
Ростем свой клинок извлекает рывком
И юноше грудь рассекает клинком.
Тот — замер от боли, приникнув к земле,[89]
²³⁵⁰ Оставил заботы о благе и зле.
Как только ты смерти чужой возжелал
И кровью людской обагрил свой кинжал —
Уж крови твоей жаждет мстительный рок,
Как нож для тебя— каждый твой волосок...

Промолвил Сохраб: «Сам себе я злодей!
Вручен тебе ключ был от жизни моей,
Вина не твоя: то горбун-небосвод
Сегодня мне гибель без времени шлёт.
В забавах промчится ровесников день,
²³⁶⁰ Меня же укроет могильная сень.
Мать знак, чтоб отца отыскать, мне дала;
Любовь на погибель меня обрекла.
Так пламенно жаждал я встретить отца,
Но смерть стерегла на дороге юнца.
Я рвался увидеть родные черты,
Увы, не сбылись молодые мечты.
Но стань ты хоть рыбой в глубоких водах,
Иль ночью, таящейся вечно впотьмах,
Иль в небе далеком явись, как звезда,
²³⁷⁰ И узы расторгни с землей навсегда —
Настигнет тебя мой отец-исполин,
Узнав, что под камнем покоится сын.
Найдётся кому средь воителей снесть
Ростему, бойцу знаменитому, весть:
Сохраб в поединке повергнут во прах,
Он умер со словом — Ростем — на устах».
Ростем, это выслушав, оцепенел,
Пред взором его белый свет потемнел.
Качнулся, смертельною болью пронзён,
²³⁸⁰ И рухнул на землю без памяти он.
Очнувшись, остаток слабеющих сил
Собрал и со стоном юнца вопросил:
«Где знак от Ростема? Скажи, не томи.
Навеки да будет он проклят людьми!
Ростем я, меня да забудет Систан,
О смерти моей да заплачет Дестан!».
Схватился за волосы, горем убит,
И вопль, раздирающий душу, звучит.
Тут юноша обмер, от муки ослаб;
²³⁹⁰ Опомнившись после, чуть слышно Сохраб
Промолвил: «Так значит, Ростем это ты!
Я, стало быть, жертва твоей слепоты.
Я к истине звал, но не внял ты мольбе,
Ни разу не дрогнуло сердце в тебе.
Кольчугу мою расстегни на груди,
И свой амулет под кольчугой найди.
Лишь стали кимвалы в поход призывать,
В слезах подошла удручённая мать.
Рыдая, родная меня обняла,
²⁴⁰⁰ Родительский дар мне в дорогу дала,
И молвила: — Памятку свято храни,
Тебе пригодится она в эти дни... —
И вот пригодилась — ненужною став,
Сражённого сына отцу показав».
Кольчугу Сохраба Ростем расстегнул,
Увидел свой знак и к страдальцу прильнул,
Стеная: «Ужели погублен ты мной,
О доблестный витязь, о сын мой родной!».
Рыдает и сыплет на голову прах;
²⁴¹⁰ Ланиты в крови и в горючих слезах.
Но слышит он: «Слезы напрасно не лей!
Мне слезы твои — смертных мук тяжелей.
Что проку теперь убиваться тебе!
Так сталось, так было угодно судьбе».
Уж ясное солнце спустилось с небес —
Нет в стане Ростема, Могучий исчез.
Разведчиков двадцать покинули рать,
Надеясь исход поединка узнать.
Двоих увидали в пыли и грязи
²⁴²⁰ Коней, а Ростема не видно вблизи.
Могучего мужа нигде — ни в седле
Не видят воители, ни на земле.
Сочли умерщвленным главу храбрецов,
И головы кругом пошли у бойцов.
К Кавусу с известьем гонец отряжён:
Лишились Ростема держава и трон!
Стан воинский тяжким уныньем объят,
Стенания громкие к небу летят.
В кимвалы ударить велит Кей-Кавус,
²⁴³⁰ Построил ряды пред владыкою Тус
И молвит владыка иранским бойцам:
«Лазутчиков в поле пошлите, и там
Разведайте, что замышляет Сохраб:
Рыдать об Иране пора не пришла б!
Коль пал в поединке Ростем-исполин,
Кто выйдет на битву из наших дружин?
С драконом таким не под силу нам спор;
Бежать приведётся, приемля позор!».
Услышав из стана донесшийся гул,
²⁴⁴⁰ В тревоге Сохраб на Ростема взглянул
И молвил: «Страшусь я, со смертью моей
Невзгоды пойдут у туранских мужей.[90]
О них позаботиться мне обещай,
Напасть на туранцев Кавусу не дай.
Пусть их не настигнут в дороге враги,[91]
Уйти невредимыми им помоги.
Они ведь ко мне на подмогу пришли
Сражаться с бойцами иранской земли.
Немало я воинам благ обещал,
²⁴⁵⁰ Надеждами многими их обольщал.
Кто мог бы подумать о доле такой,
Что буду убит я отцовской рукой!..
Здесь в крепости витязь иранский: в полон
Он был на аркане моем уведен.
Его о тебе вопрошал я не раз,
Душа моя лик твой увидеть рвалась.
Но низкий — с земли бы исчезнуть ему! —
Желанию сбыться не дал моему.
Он ложью надежду украл у меня,
²⁴⁶⁰ Затмил предо мною сияние дня.
Иранца того отыщи и верни,
Но мстя за меня, ты его не казни.
Приметы, что мать мне поведала, сам
Я видел, да только не верил глазам.
Должно быть, судил мне безжалостный рок,
Чтоб я от отцовской руки изнемог.
Как молния вспыхнув, как вихрь я исчез.
Мы свидимся в светлом чертоге небес».
Дыханье стеснилось в груди у отца,
²⁴⁷⁰ И не было горьким стенаньям конца.
В груди его пламень, и влага в очах.
На Рехша вскочив, темный вздыбил он прах;
Раскаяньем горьким томим все сильней,
Рыдая, предстал перед ратью своей.
Иранцы увидели войска главу,
И каждый склонил пред Могучим главу.
К создателю их славословье неслось:
Ростема увидеть живым привелось!
Но видя на темени витязя прах,
²⁴⁸⁰ И в клочьях одежду, и кровь на щеках,
Расспрашивать стали: «Рыдаешь о ком?
Почто возвратился ты в горе таком?».
Сказал он, какое злодейство свершил,
Как милого сына в бою сокрушил.
С ним вместе бойцы зарыдали; совсем
От горя тогда обезумел Ростем.
Дружине своей богатырь говорит:
«Лишился я сердца и телом разбит.
Нельзя вам идти на туранцев войной.
²⁴⁹⁰ Довольно и зла, совершенного мной!».
В одеждах разорванных, скорбью объят,
Рыдая, приблизился к витязю брат.
Поведал ему удрученный Ростем
Про все, что от сына слыхал перед тем.
Воскликнул он: «Каюсь я в тяжкой вине,
И тяжкая кара ниспослана мне.
Мной, старым, погублен мой сын молодой,
Повержен во прах исполин молодой.
Рожденного мной, уничтожил я сам,
²⁵⁰⁰ Оплакивать вечно его небесам!».
Хуману послание он написал:
«Я в ножны влагаю возмездья кинжал.
Остался ты рати туранской вождём,
Так бодрствуй над нею и ночью и днём.
Не время теперь мне с тобой воевать,
И нечего больше о том толковать.
Ты правду, злонравный, от юноши скрыл,
Ты кровью мне сердце и лик обагрил!»
И брата Могучий торопит: «Спеши
²⁵¹⁰ В дорогу, о витязь великой души!
Хумана и рать до реки проводи,
От бед и опасностей их огради».
С посланием тем богатырь Зеваре
К Хуману-вождю поскакал на заре.
Ответил ему предводитель Хуман:
«Сохраба обрёк на погибель обман
Хеджира. Он, злобный, от сына-юнца
Умышленно скрыл исполина-отца.
Ростема стремился Сохраб отыскать,
²⁵²⁰ А низкий решился Сохрабу солгать.
Причина несчастья — коварная речь,
Снеси вероломному голову с плеч!».
К Ростему прийдя, рассказал Зеваре
О войске туранском, о богатыре,
О том, что Сохраба на смерть обрекло
Иранцем Хеджиром свершенное зло.
Ростем потрясён был речами его,
И мир потемнел пред очами его.
Он, с поля сраженья к Хеджиру примчась.
Схватил и поверг его наземь тотчас;
²⁵³⁰ Спеша обезглавить, из ножен кинжал
Извлек; ярый гнев ему сердце сжигал.
Смягчиться бойцы умоляли вождя,
Хеджира от смерти спасли, уведя.
Поспешно направился муж-исполин
Туда, где покоился раненый сын.
Вослед исполину примчавшись затем,
Гудерз опечаленный, Тус, Гостехем
И витязи все, возглавлявшие рать,
Вождя своего принялись утешать:
²⁵⁴⁰ «Тебе в этом горе поможет Йездан,
Пошлет исцеленье, быть может, Йездан».
Схватился Ростем за отточенный меч,
В отчаяньи грудь себе хочет рассечь,
Но в горе к Ростему взывают бойцы,
Кровь сердца из глаз проливают бойцы.
Промолвил Гудерз: «Полно, будет ли прок,
Хотя бы весь мир ты в отчаяньи сжёг?
Хоть сотней мечей свое сердце пронзишь,
Страданий любимого не облегчишь;
²⁵⁵⁰ С тобою в живых он пребудет, коль срок,
Назначенный небом, ему не истёк;
А если окончится витязя век,
Подумай, кто в мире сей доли избег?
Ведь смерти объятья откроются всем.
Венец ли мы носим, иль воинский шлем —
Нас всех не забудут из жизни изгнать.
Что встретим затем — не дано нам узнать.
Никто не помилован грозной судьбой,
²⁵⁶⁰ Нам впору, о друг, зарыдать над собой!
Шагаем вразброд, а дорога — одна,
Будь долгою или короткой она».