Фирма

— Ну, это когда, понимаете… В общем, я хочу сказать, что Рената — чисто западный человек.

— Это хорошо?

— Конечно. В том смысле, что для нее дело превыше всего. Работа на первом месте. А потом уже — все остальное. Сопли, вопли — все эти наши российские штучки…

— Что значит — сопли-вопли?

— Это когда человек вдруг ни с того ни с сего впадает в… в беспредел. Пьянство, безделье… Ну, вот как Роман, к примеру.

— Роман? А что такое с твоим другом приключилось?

Грек сделал ударение на слове «друг». Толик никогда бы не поверил, будто Грек не в курсе того, что творится в последнее время с Кудрявцевым. В тот памятный день, когда люди Грека уложили хулиганов, Толик воочию убедился, что их — ну, по крайней мере, Романа — просто «пасут». Что Грек приставил к Кудрявцеву своих людей, нечто вроде охраны, и Кудрявцев Греку очень нужен. Ради его безопасности он готов идти даже на такое страшное преступление, которое Толик наблюдал в закоулке рядом с пивной.

— Как это — что? Обидно… Такой был деловой человек, все время в бизнесе. А теперь — смотреть страшно, Как бомж ходит, ей-богу! Я же тогда к нему даже в гости не пошел… После вас-то.

— Что так?

— Да он опять водяры закупил, а мне смотреть, как он квасит, просто неинтересно. У меня дел куча…

— Ты ведь ему, кажется, должен до сих пор?

— Должен. Но я долги отдаю, это все знают. Мне поэтому все и дают в долг, что за мной не пропадает. Вот сделаю с Ренатой работу, и все — в расчете будем.

— Думаю, да. — сказал Грек. — Значит, ты по-западному хочешь работать?

— Конечно. А я всегда так и работал.

Толик понял, что сейчас наконец начнется разговор, ради которого Грек и пригласил его на обед в клуб «Перспектива» — дорогой, даже очень дорогой клуб. Толик бывал здесь раньше, но только в качестве гостя, приглашенного знакомыми артистами. Шоу-программа в «Перспективе» была одной из самых разнообразных в городе, здесь выступали и рок-группы, и барды, и стриптизерки, и поп-певцы — все, кто имел достаточную популярность и входил в так называемый «первый эшелон», хоть раз да выходили на сцену этого клуба.

Боян бывал здесь еще и потому, что директором «Перспективы» был не кто иной, как Кудрявцев, — правда, отлаженная работа вышколенного административного корпуса позволяла Роману не слишком часто появляться здесь на рабочем месте, тем более что место это было не единственным. Однако Толик никогда не обедал в «Перспективе» вот так — в отдельном кабинете. Это удовольствие могли позволить себе только очень богатые люди, а к этой категории Боян пока не относился. Кудрявцев, конечно, мог здесь отобедать и даже угостить Толика, но он почему-то не любил этот свой клуб. Что-то его здесь явно тяготило, и Роман старался не устраивать в «Перспективе» ни деловых, ни дружеских обедов.

— Работал ты, может быть, и по-западному, но, кажется, не очень успешно. Может быть, попробовать по-русски?

— По-русски?

— Ну, конечно. Да ты и работал, в общем-то, по-русски. Это тебе только кажется, что ты такой космополит. А на самом деле…

Заметив, что Толик даже покраснел от обиды, Грек усмехнулся и продолжил:

— Вот ты с Алжиром суетился в Ленинграде… Тебя же прикрывал комитет. Разве я не прав? Чисто по-русски. Коррупция, мелкие взятки… И прибыль — гроши. Прав я?

Толик отвел взгляд от сверлящих глаз Грека и уставился в тарелку.

— Прав, прав, можешь не отвечать. Так вот, слушай, что я хочу тебе предложить…

После первой личной встречи с Греком Толик, конечно, через своих многочисленных знакомых навел о Георгии Георгиевиче кое-какие справки.

Информации о нем, фактической, достоверной и проверяемой, было крайне мало. Настолько же мало, как, скажем, о Березовском. Слухов — как из короба. Сплетен, анекдотов — на тома. Но ни одного факта почти никто не знал.

Говорили, что Грек очень богатый и очень влиятельный человек и, как любой очень богатый и очень влиятельный, связан с очень крутыми бандитами, с Кремлем, с ФСБ, с тем же Березовским, с чеченцами, с сионистами, с чертом, с дьяволом…

После лавины совершенно неправдоподобных историй Толик уже не мог принимать на веру даже ту информацию, которая вполне могла быть истинной — например, о том, что Греку принадлежат пятьдесят один процент акций «Главного радио» в Москве и несколько радиостанций в Петербурге, что недавно он купил два телевизионных региональных канала.

В том, что его возможности огромны, Толик убедился еще тогда, в дни путча. История с кольцами и печатями в паспортах осталась в его памяти, и он при случае даже рассказывал знакомым, насколько сильна коррупция в России и какие у него, Толика, есть связи. Сейчас эти «связи» из заочных перерастали в личные, и Боян чувствовал легкое беспокойство, понимал, что на него ложится огромная ответственность в буквальном смысле этого слова. То есть теперь за каждое действие, за каждую фразу придется держать ответ перед этим крайне серьезным и могущественным человеком.

По мере того как Толик слушал Грека, беспокойство охватывало его все сильнее. Слишком уж большие дела закручивались, и слишком уж значительную роль должен был играть в этих делах Боян.