Почти треть записной книжки занимали у Шурика младшие милицейские чины, с которыми он знакомился при обстоятельствах, сходных с теми, что сложились на вокзале при отправке «Муравьеда». И Шурику никогда еще не приходилось жалеть о том, что он дружит с младшими чинами. Во-первых, большинство из них были отличными ребятами, что бы ни говорили в очередях за водкой потрепанные алкаши, ругая милицию «лимитой» и «деревенщиной», что бы ни писали в газетах «клубничные» журналисты. Конечно, как и всюду, были среди ментов и законченные подонки, и негодяи, но их было несопоставимо меньше, чем крепких, крутых парней, за мизерную зарплату тащивших на себе какой-никакой, а все-таки порядок в огромном, кипящем криминалом городе. Во-вторых, низшие чины, бывало, обладали гораздо более реальной властью и более широкими возможностями, чем высокопоставленные работники МВД и даже порою ФСБ, которых в записной книжке Шурика тоже было достаточно.
Именно благодаря тому, что люди, работавшие «на земле», Шурика знали, уважали, пользовались его авторитетом, его связями, его помощью, в том числе и материальной, они, разумеется, тоже делились с ним информацией, которая могла быть ему полезной.
Потому Александр Михайлович Рябой первым и узнал о том, какое несчастье случилось с известным музыкантом, артистом, автором, певцом, да и просто народным любимцем Василием Лековым. Первым, конечно, из тех, кто занимался профессиональной стороной деятельности Василька. Когда Шурик приехал на место трагедии, вокруг сгоревшего дома уже трудилась следственная группа, пожарные сворачивали свою технику и собирались уезжать, оставив двух экспертов, которые деловито бродили там, где еще час назад стоял ладный двухэтажный домик, а теперь высились закопченные кирпичные стены и груды обгоревших бревен.
— Привет! — Шурик подошел к сержанту Дронову, который и позвонил Александру Михайловичу, как только узнал о пожаре.
С Дроновым Шурик завел знакомство не случайно, не благодаря какому-то очередному казусу, а совершенно целенаправленно. Когда Рябой узнал, что полусумасшедший музыкант, заключивший с их фирмой крупный контракт, поселился у своего дружка в поселке Пантыкино, в получасе спокойной езды от Кольцевой, он первым делом отправился в это самое Пантыкино — заглянул в отделение милиции, поговорил о том о сем, представился, конечно, раздал кучу визиток и приглашений в ночные клубы, билетов на концерты и «проходок» на выставки. Проблем у Лекова могло возникнуть много. Причем алкогольные буйства народного любимца были еще меньшим злом, самое неприятное заключалось в том, что у Василька имелся большой круг знакомых, подвизающихся на ниве наркоторговли. В этой связи Рябой считал необходимым если и не предупредить возможные инциденты, то хотя бы узнавать о них по возможности быстрее.
— Здравствуйте, Александр Михайлович, — ответил сержант, стараясь вложить в свои слова максимальную долю горечи. — Вот, видите, как все…
— Ладно, ладно… Без эмоций. Давай, излагай.
Сержант едва не вытянулся по стойке «смирно», однако тут же сообразил, что перед ним хоть и крутой мужик, который многое может и многих знает, но он все-таки не является его непосредственным начальством.
— Что вы имеете в виду, Александр Михайлович? — спросил Дронов, стараясь восстановить субординацию.
— Сережа, кончай, — досадливо поморщился Рябой. — Кончай. Дело серьезное. Что слышно?
— Да, собственно говоря, ничего особенного…
— Тело где? Что значит — «ничего особенного»? Тело нашли?!
— Да. Вон стоит «скорая». И труповозка. Все тут.
Шурик покрутил головой и действительно увидел, что из-за красной туши пожарной машины выглядывает бампер скоропомощного «уазика». Там же, очевидно, стояла и труповозка.
— Версии какие-нибудь есть?
— Это к следователю.
— Где он?
Шурик говорил быстро и при этом оглядывался по сторонам, словно стараясь не опоздать.
Сержант даже удивился такому нервному поведению Рябого. Сейчас-то, кажется, торопиться было уже некуда.
— Вон там, у «Волги».
— Ага… Ясно. Слушай, Сережа. Значит, так. У меня к тебе просьба.
— Какого плана?
Шурик снова поморщился. Что за понты выдает этот сержант в самый ответственный момент? Показывает, кто здесь хозяин? Ну да, сейчас, положим, он главный. Хозяин положения. Царь и бог. Так ведь пройдет этот момент, наступит завтра, и снова этот Сережа Дронов превратится из громовержца-вседержителя в рядового мента с мизерной зарплатой. И снова ему понадобится свой в доску Александр Михайлович Рябой. Что за мальчишеская недальновидность, ей-богу?!
— Сережа, — примирительно сказал Шурик, взяв сержанта под локоток. — Сережа. Ты знаешь, за мной не заржавеет. Сделай для меня одну вещь.
— Ну… Слушаю вас, — смирился Дронов.
— Сейчас могут нагрянуть журналисты. И всякие деятели… Ну, по нашему ведомству. Ты меня понимаешь?
— Допустим.