Фирма (Книга-Игра-Детектив)

"На кокаине он, что ли? - подумал Вавилов. - С утра пораньше. Надо же, растащился парень, и на прием - бабки просить. Кто ж ему денег-то даст, такому торчку?"

- Да я что?.. Я к вам первым пришел, - сказал Боян, улыбнувшись светлой, открытой улыбкой. - Мне и Гольцман в Питере предлагал, и еще другие фирмы... А я к вам - думал, вы же крутые... И вообще, мне в Москве нравится работать. Со своими... Тем более все так удачно совпало.

- Что совпало? - не понял Вавилов.

- Ну, Леков-то.

- Что - Леков?

Ваганян хлопнул себя ладонями по бедрам.

- Вы что, не в курсе, Владимир Владимирович?

- В курсе чего?

- То есть как? Вы правда ничего еще не знаете?

Ваганян растерянно посмотрел на Толстикова, перевел взгляд на Бояна. Тот пожал плечами.

- О чем?

- Да Леков же умер сегодня.

- Леков?

- Ну, Василек который. Гитарист.

- Ах, этот... Понял. И чего, ты говоришь, с ним случилось? Умер? Наркота?

- Сгорел в дачном домике. А домик, кстати, знаешь чей?

Увлекшись, Ваганян перешел с шефом на "ты". Вавилов это отметил, но не стал акцентировать внимание на промашке подчиненного. Видимо, факт смерти питерского музыканта серьезно пошатнул душевное равновесие Артура Ваганяна.

- Ну, чей?

- Ромки Кудрявцева.

- Серьезно? Во, попал Рома...

- Да ладно, "попал". Дом-то - говно. Развалюха. Дача у него на Николиной Горе. А этот старый сарай - от родителей еще остался. Такая, знаешь, совковая постройка, нищета... Там он этого Лекова и держал. На Николину боялся возить. А то, врубись, спалил бы хату на Николиной - вообще труба! Но не в этом суть. А в том, что Леков сгорел. А Боян наш, - Ваганян посмотрел на заскучавшего парня, - Боян, он что хочет делать? Программу по старым хитам Василька.

- Серьезно?

Вавилов понял, что прокололся. Теперь уже всем стало ясно, что никакой кассеты он не слушал.

- Ну да. - Боян улыбался, глядя Вавилову в глаза.

Владимир Владимирович не то чтобы смутился, но почувствовал, что в кабинете возникло некое напряжение.

- Ладно, давайте решать... Что мы все вокруг да около... Сколько тебе надо денег? Двадцать штук?

- Да. Но это только предварительные затраты. Понимаете, я как раз сегодня-завтра собирался к Лекову ехать... А тут такое случилось. Ну, я сразу к вам. Думаю, сейчас нужно время не терять, а делать, что называется, по горячим следам. Извините...

Боян начал рассказывать о том, что он затеял, и Вавилов вдруг почувствовал, что ему предлагается большое, перспективное дело. Не супер, конечно, не гигантских масштабов, но вполне надежное и крепкое. А главное, доходное. И что самое приятное, не было в этом деле никаких подводных камней, никаких видимых сложностей. Начинать можно было хоть сегодня. И прибыль, кажется, гарантирована.

- Ну что же, - кивнул он, когда парень закончил свой сбивчивый монолог. - Дерзайте, господа. Валера, - он посмотрел на Якунина, - давай профинансируй все это дело. В рамках вот того, что здесь нарисовано. А потом мне отчет дай, ну и все, как полагается. Идет?

- Сделаем, - спокойно ответил Якунин.

- Тогда вперед! Юля! - Вавилов нажал кнопку переговорника. - Юля, давай, кто там следующий!

5

Матвеев проснулся от страшной головной боли.

В комнате было темно, и он не сразу понял, где находится. Услышав рядом тихое сопение, он с трудом повернулся на бок - шевелить головой было невероятно сложно, и для того, чтобы узнать, кто дышит за его спиной, ему пришлось аккуратно переместить все тело.

В утренних сумерках Митя увидел голую женскую спину, тонкие руки, неестественно заломленные назад, бледную маленькую попку, длинные ноги, свисающие со слишком короткой для них кровати.

"А-а, ну ясно, - подумал Матвеев. - Ясно. Значит, я до сих пор здесь. Который час, интересно?"

- Который час? - тихо спросила Оля, не поворачиваясь. - Сколько времени, а?

- Времени? - растерянно переспросил Митя. - Сейчас...

Матвеев знал Олю давно, познакомились они году в восьмидесятом на одном из привычных для того времени подпольных "квартирных" концертов. Ольга сидела рядом с Митей на полу у самых ног Гребенщикова, который пел под гитару, попивал красный портвейн и в особенно патетических местах своих песен прикрывал глаза.

В какой-то момент Митя перестал слушать Бориса, вообще перестал слышать что-либо из того, что происходило в комнатке с низким потолком, набитой народом, в этой клетушке, жилой секции блочного пятиэтажного "хрущевского" дома. Для Матвеева исчез и дом, и Гребенщиков, и портвейн, стакан с которым ему то и дело протягивали из-за спины.

Оля сидела по-турецки, касаясь Мити острым коленом, раскачивалась в такт музыке и иногда поднимала брови, словно внутренне не соглашаясь с особенно вычурными поэтическими оборотами автора.

Стадникова показалась тогда Мите настолько не похожей на всех окружающих, настолько "несоветской", что он тут же окрестил ее про себя "леди", хотя девушка и была одета в потертые джинсы, дешевенькие совковые сандалии и затрапезную футболочку, которую оттягивали вперед острые груди судя по всему, Оля не носила лифчика никогда в жизни.