- Ты знаешь, что у нас вчера случилось? - спросил Шамай, делая первый глоток из бутылки.
- Что? - невинно спросил Митя.
- Как? Не знаешь?
Босс едва не уронил свой бальзам, бросил кейс на асфальт и схватился за выскальзывающую из пальцев бутылку двумя руками.
- Не знаешь? В натуре?
- Да что такое?
- Митя, бля буду, Леков же умер! У нас! Вчера!
- Сгорел парень, - подтвердил Гриня. - На даче. Прямо вместе с дачей.
- Ах, это, - протянул Митя. - Знаю, конечно. Все уже в курсе.
- "В курсе"... - передразнил его Босс. - Какой музыкант был! Гений!
Митя согласно кивнул. Знали бы они, что он сейчас думал про этого "гения".
- По уму, вообще концерт надо сегодня снимать, - сказал Босс. - Траур, типа. По Лекову.
- Ты чо, опух? - Шамай хлопнул Босса по плечу. - Крышу оставил в поезде? Концерт снимать! Мы сегодня скажем, что в память Васьки играем. Хоронить-то у вас будут? - Он посмотрел на Митю, который держал перед собой бутылку, раздумывая, стоит ему сейчас пить или нет.
- Что? А, да. У нас. Сегодня тело привезут.
- Кто?
- Наш администратор.
- Ясно...
Гриня, отошедший куда-то в сторону, вернулся и протянул Шамаю открытую уже бутылку водки.
- Ну, по глотку за Ваську.
- Э, братцы, давайте-ка тормознем, - испуганно воскликнул Митя. Концерт еще. Потом все будет.
- Че-го? - Шамай навис над Матвеевым всем своим стопятидесятикилограммовым телом. - Ты что нас, за лохов держишь, а?
- Да нет, Шамай, что ты?
- Тогда махни тоже.
- Ладно. - Митя взял поданную ему Гриней бутылку. - За Василька.
Матвеев сделал большой глоток, потом еще один, закашлялся.
- На, запей. - Шамай вернул ему пивную бутылку, и Митя залил вставшую комом в горле водку обильной порцией пива.
- С утра выпил - весь день свободен, - весело заметил Гриня.
- Поехали в гостиницу, - сказал Матвеев, думая, что день начинается совсем неплохо. Снова вернулись мысли об Ольге, на душе стало хорошо, спокойно и даже весело.
- Теперь можно, - объявил Босс.
- Давно он у тебя работает?
- Митя-то? Давно. А что?
- Да так. Сволочь он. И трус.
- Чего это ты?
Гольцман налил Ольге водки - теперь на столе стояли рюмки. Стаканы Борис Дмитриевич с брезгливой гримасой швырнул в мойку, сам пошел в гостиную, порылся в буфете и, найдя более подходящую посуду, принес ее на кухню.
- Так я же его знаю тысячу лет. Он на меня глаз положил, еще когда в институте учился. Погоди... Когда это... Году в восемьдесят втором, примерно. Да. Такой ссыкун был, страшно вспомнить. Мерзость.
- Что ты, Оля? Что ты злишься? Нельзя так. Нормальный парень.
- Ага. Стукач комсомольский.
- Послушать тебя - вокруг одни стукачи. И все комсомольские.
- Не все. Ты вот, например, просто хапуга комсомольская. Не обижайся, Боря, я тебя как бы со знаком "плюс" оцениваю. Теперь это называется "бизнесмен", а раньше в народе говорили - "хапуга".
- Ну, допустим. Только что мы все о нем?
- А то. Я хочу, чтобы в наших делах его доли не было.
- В наших делах?
- Да. А зачем же ты пришел, можно спросить? Разве не о делах говорить? Я догадываюсь даже, о каких.
- А ты в силах?
- Ты уже спрашивал.
- То есть, тебя не будет сейчас коробить, если мы о деньгах будем беседовать?
- Коробить? Со мной столько лет никто о деньгах не говорил, что я вполне к такому разговору готова. С большим нашим удовольствием.
Гольцман закурил.
- Слушай, Оля, сегодня его привезут. На опознание пойдешь?
- Разве в Москве не делали?
- Делали. Шурик мне звонил, сказал, мол, все формальности улажены. Просто... Просто ты как бы самый близкий ему человек.
- А что - его не узнать?
- Говорят, не узнать. Обгорел совсем.
- Да? Интересно... Нет, не пойду. Наконец-то он меня в покое оставил. Я теперь и думать о нем не хочу, не то что глядеть. Знаешь, уволь меня от всех этих моргов, больниц...
- Да пожалуйста. Ребята все сделают. Я распорядился.
- Крутой ты, Боря, я смотрю... "Распорядился".
- Да. А что?
- Нет, мне даже нравится. Я десять лет с тряпкой жила, мне приятно, что рядом со мной кто-то, кто может "распорядиться".
- У тебя были сложности с Васильком?
- Ох, е-мое... Снова-здорово! Я тут вчера Мите твоему все уже рассказала. А тебе, Боря, если не возражаешь, как-нибудь в другой раз. Ладно?
- Конечно. Если не хочешь, не надо.
- Ты давай, Боря, к делу. Квартиру, что ли, хочешь купить?
- Хм. А почему ты вдруг об этом?
- Да ты же любитель хаты скупать. У погибших музыкантов. Все знают.
- Прикалываешься?
- Нет, я серьезно. Хочешь - купи. Меня здесь так достало, я уже эти стены видеть не могу.
- Купить можно. Только...
- Что?
- Ладно, возьму, пожалуй.
Гольцман принял решение, и оно ему понравилось.
- За сколько?
- Договоримся. Не волнуйся, я всегда хорошо плачу. Особенно если мне человек симпатичен.
- Ой ли?
- Да.
- Я, то есть, тебе симпатична?
- Не без этого.
- Вот незадача... Что же делать, прямо не знаю. Сразу, что ли, раздеваться?
- Можно не сразу, - серьезно ответил Гольцман. - Можно сначала поговорить.
Борис Дмитриевич затушил сигарету и, сняв со стола бутылку водки, поставив ее на пол возле своих ног.
- Значит, так. Я вижу, что жили вы, Оля, довольно скромно.
Он обвел глазами убогий интерьер кухни.