- А как же наш поезд? - удивился я. - Ведь мы нуль-упакованы!
- И так это, и не так. Вроде бы и были, а потом оказалось, что такое вовсе и невозможно.
- Не понимаю, - сказал Степан Матвеевич. - Что же тогда с нашим поездом?
- С поездом действительно какая-то ерунда. Нет нашего поезда! Ни до Усть-Манска, ни после Усть-Манска. Вообще нет.
- Тогда где же мы сейчас находимся?
- Вот что я могу доложить, - сказал Валерий Михайлович. - Нашим поездом занимается наука. Много людей выясняют, стараются понять и помочь нам. Но... но только связь через меня больше не получится. Или там с нуль-упаковкой что произошло, или еще что, только я уже не пройду через этот барьер. - Валерий Михайлович для убедительности ткнул пальцем в крышу, и... ничего не произошло. Товарищ Крестобойников действительно утратил способность проходить сквозь крышу макета. - Они там хотят писать плакаты на окнах, чтобы нам видно было. Информировать, так сказать, нас. Так что наблюдайте... Да, вот отчет об истраченных деньгах общественной кассы спасения. На такси - двадцать восемь, на переговоры, общественный транспорт. В общем, я истратил шестьдесят рублей.
- Господи, - прошептал я, - так вы для этого и брали эти двести рублей?
- Не буду врать, - нахмурился и отвернулся Валерий Михайлович. - Не для этого я их брал, ну да ладно... Бог простит.
- А способности вы лишились не из-за упразднения нуль-упаковки, сказал Федор. - Тут другое. Да только лучше ли теперь будет, не знаю. Может, все оставить как было?
- Нет, нет, Федор, пусть все по-новому. Спасибо тебе, писатель Федор. Жаль, что я не редактор какого-нибудь издательства.
- Да ладно уж, - засмущался Федор. - Чего там. Я и сам рад.
- Дайте уяснить, - попросил Степан Матвеевич. - Значит, мы ни в каком так называемом поезде-игрушке и не находимся? Так, что ли, вас понимать, уважаемый Валерий Михайлович?
- Не находимся, но, возможно, находились.
- Непонятно.
- Все непонятно. В этом и трудность. Все с нашим поездом с одной стороны есть, а с другой - нет. Ведь даже на железных дорогах его не могут найти.
- Ну, - сказал я. - Это бывает. Теряются поезда.
- Сейчас такая развитая система автоматики! Математические машины вычисляют маршруты поездов. А вы говорите, что поезд может потеряться... Ну, если наш поезд не игрушка, то скоро должна быть станция, - заявил Степан Матвеевич.
И словно только этого заявления ожидавшая тетя Маша завела:
- Урман! Кому сходить в Урмане?! Стоянка восемь минут!
- Ну вот и кончились наши приключения, - сказал кто-то с явным облегчением.
Но только никакой станции за окном не было. Лишь непроглядная темень да звезды. Даже Луны не было.
28
Я развернул лист, на котором было окончание рассказа писателя Федора. И вот что я прочитал:
"Из театра Крестобойниковы возвращались уже поздно. Дома Валерий Михайлович сел на кухне почитать газету. А когда вышел оттуда, увидел вчерашнюю же картину.
Крестобойников прислонился к стене и вдруг понял, что это случилось уже давно. Уже давно вещи делают с ними что захотят. Теперь он вспомнил, что они с женой всегда подчинялись вещам, каждый вечер раскладывая их вот так в комнате. А сами входили в платяной шкаф и стояли там, ожидая утра. Ох, как давно это началось...
Он открыл дверцу платяного шкафа. На него смотрели немигающие глаза жены. Она жила в платяном шкафу. И он тоже. Валерий Михайлович попытался разбудить жену. Это удалось ему не сразу. А когда она все же проснулась, то приложила палец к губам и прошептала:
- Тише. Не мешай им. Обидятся.
- К черту! - закричал Валерий Михайлович.
Он поднял жену на руки и уложил в постель, хотя она сначала и сопротивлялась этому. А в глазах ее был страх. Она так боялась, что вещи не простят ей этого поступка. Крестобойников делал все спокойно. Он столкал назад в платяной шкаф все эти нахальные, озлобленные вещи, обращаясь с ними без прежнего подобострастия. Он словно и не замечал их. Так просто что-то попало под руку. Потом он закрыл дверцы шкафа, отер пот со лба и только теперь признался себе, что ему было страшно.
- Спи, Вика, - сказал он. - Мы еще посмотрим, кто кого.
А утром, когда он проснулся, жена уже сварила кофе. За завтраком они заговорили о спектакле.
- Какой хороший был спектакль, - начала было Виктория Ивановна.
- Спектакль был дрянной, - сказал Валерий Михайлович. - Артисты двигались по сцене как вареные. Исполнитель главной роли дважды забывал текст. В массовках, особенно в сцене общего профсоюзного собрания, статистов было так мало, что становится совершенно непонятным, каким образом завод мог выполнять государственный план, имея такую катастрофически маленькую профсоюзную организацию. Да их хоть в тоги наряди, спектакль лучше не станет.
Виктория Ивановна посмотрела на мужа удивленно. Так он еще никогда не говорил.
Перед уходом на работу Крестобойников подошел к жене, обнял ее и почувствовал, кажется, впервые за много лет, что это не его пиджак обнимает ее платье, а он сам свою маленькую Вику.