— Малахов курган, Павел Степанович, уже защищен на первый случай. Сейчас на Графскую пристань перевозят морские батальоны с Северной стороны. *
Нахимов удивленно пожал плечами.
— Я думал, Владимир Алексеевич, что вы еще на Северной стороне.
— Ваши сигнальщики, Павел Степанович, скверно смотрят за рейдом и, верно, спят. Еще вчера днем я перешел на Графскую, а сегодня пароходы перевозят оттуда наши морские батальоны.
Постепенно утихли страсти, разговор вошел в нормальное русло, и собеседники договорились, что приказ Нахимова впредь в случае необходимости будет исполняться только с ведома Корнилова, для чего на «Константине» поднимут соответствующий сигнал.
Здесь же, в присутствии Нахимова, Корнилов распорядился об этом на все корабли эскадры.
Прощаясь, Корнилов пригласил Нахимова вечером обсудить создавшееся положение.
— О князе ни слуху ни духу, а неприятель стоит у ворот, надобно отстаивать Севастополь...
Союзники рассчитывали на легкую победу. Но защитники города моряки, солдаты, жители — успели соорудить укрепления, оборудовать батареи из трехсот орудий.
5 октября неприятель открыл огонь со всех сторон. Начался первый штурм бастионов.
Корнилов и Нахимов находились на передовой, но затем Нахимов вернулся на эскадру. Со стороны моря приближалась вражеская армада кораблей. Огнем береговых батареи и корабельных пушек неприятеля заставили ретироваться. Яростный натиск противника на суше отбили по всем линиям. Во время бомбардировки на Малаховом кургане ядром смертельно ранили Корнилова, и в тот же день он скончался. Эта горестная весть застала Нахимова на «Двенадцати апостолах», откуда он, флагман, руководил схваткой с неприятелем на морских подступах к Севастополю. Вечером он отправился в Михайловскую церковь, простился с Корниловым, целовал холодный лоб боевого товарища, лицо его было мокрое от слез.
Теперь он понимал, что оборона Севастополя лишилась своего организатора и главного руководителя.