Фирсов Русские флотоводцы

— Посчитал я прислугу, необходимую при этих пушках, и по памяти знаю, что все соответствует эки-нижу брига «Эней». Потому назначаю командиром сего люнета капитан-лейтенанта Ильинского и поручите ему без промедления команду «Энея» для устройства люнета и обслуги орудий.

С той поры все морские батальоны были перефор-мированы по экипажам кораблей.

« Вся оборонительная линия, — вспоминал артиллерийский офицер Пестич, — была вооружена морги ими орудиями и снабжалась в продолжение всей обороны морским ведомством. Таким образом наша оборонительная линия до некоторой степени представляла собой прежний наш Черноморский флот, перешедший на берег со всеми судовыми правилами и порядками, и морской обстановкой. Так, например, прислуга при орудиях, состоящая из морских команд, действовала по правилам морского артиллерийского учения, принятого на кораблях. На батареях командовали артиллерией те же лейтенанты, которые были батарейными командирами на судах. Установка артиллерии со всей принадлежностью целиком была перенесена с корабельных палуб на настильные сухопутные платформы».

Стоит добавить, что моряки дежурили у орудий по-нахтенно, как и на корабле, команды при стрельбе звучали по-корабельному, а время исчислялось пробитием склянок в корабельный колокол.

4 октября в лагере противника началось необычное оживление. К сооруженным батареям подкатили пушки, подвозили снаряды.

— Ну, молодцы, держись, — подбадривал вечером Истомин матросов и солдат, — никак, нынче неприятель готовится назавтра штурмовать.

— Не подкачаем, вашбродь, — отвечали вразнобой, но твердо батарейцы.

5 октября неприятель предпринял атаку укреплений, предваряя штурм артиллерийской канонадой. Бастионы ответили орудийным шквалом огня, началась своеобразная артиллерийская дуэль.

Истомин беспрерывно обходил батареи, подбадри вал моряков и солдат, стряхивал осколки щебня и пыли с блестящих эполет. Около полудня на Малаховом кургане раздалось громкое «Ура!». Матросы приветст вовали Корнилова. Спустя полчаса его унесли на носилках смертельно раненного.

Улучшив момент, Истомин наведался в госпиталь к умирающему своему наставнику и другу. Холодею щей рукой Корнилов благословил Истомина, и тот, рыдая в первый и последний раз, выбежал из госпита ля и помчался, не разбирая дороги, на Малахов кур* ган. Все кипело в нем от ненависти к врагу, который отнял у него кумира.

В этот день неприятель был отбит во всех направлениях. Теперь Истомин ежедневно оказывался в самых опасных по обстрелу местах.