Совершенно верно. — Спиридов отступил на
Hit, увлекая за собой Мордвинова.Я ведь дал слово покинуть Кронштадтский рейд, но не следовать в экспедицию. А рейдов, кроме Кронштадтского, — Спиридов обвел рукой чуть видневшуюся местами кромку берега, — немало.
Мордвинов облегченно вздохнул и улыбнулся.
11а следующий день эскадра ушла с Кронштадтско-го рейда и, когда с формарса стали едва видны кронштадтские форты, отдала якорь у Красной Горки.
Девять дней на рейде Красной Горки корабли окончательно приводили себя в порядок, принимали де-
• ни I. Наконец 26 июля в 4 часа дня эскадра, насчиты-шнощая 21 вымпел, по сигналу флагмана снялась
• н корей и легла на курс вест. Эскадра по своему составу была весьма разношерстна. В авангарде шли семь линейных кораблей во главе с самым мощным по вооружению, но самым слабым по мореходности — М I пушки. За ним следовали: фрегат, бомбардирский корабль, четыре пинка, два пакетбота, два галиота и четыре бота. По морскому регламенту надлежало Mini эскадре держать скорость не выше самого тиховодного судна, но при различном парусном вооружении и столь большой разнотипности кораблей по ход-ion-т и это практически было невозможно. Ко всему и довершение Балтика, еще до выхода из Финского зачина, встретила эскадру жестоким штормом. Откры-имп. сильная течь на двух кораблях, их пришлось отправить в Ревель на ремонт. На пятые сутки шторма отпели первого служителя и, скользнув по доске за Порч, скрылся в морской пучине белый саван с каменным балластом в ногах. Большая скученность людей, многомесячный запас провизии в бочках на жилых палубах при задраенных люках во время шторма, испарения от мокрой одежды сменившихся с вахты — все это способствовало возникновению среди матросов, особенно первогодков, болезней. По всей эскадре заболело более трехсот человек. Спиридов приказал жечь на кораблях жаровни, одежду при всякой возможности сушить, драить ежедневно жилые палубы. Но ничто не могло остановить недуг. К тому же противные ветры в Южной Балтике вынуждали эскадру лавировать и отстаиваться на якорях у острова Борнхольм в условиях непогоды. Пятьдесят с лишним раз корабельные священники совершали печальный обряд погребения, прежде чем в конце августа эскадра втянулась в Копенгагенскую гавань.
Не успели стать на якорь, как от пристани отвалила шлюпка. На борт флагманского корабля поднялся возбужденный русский посланник в Дании, Философов. Едва войдя со Свиридовым в каюту, он распалился: