Фишки нА стол !

— Нет, всего лет на пять, — сострил Кулинич, но молодой человек оказался без чувства юмора, сильно побледнел и лихорадочно стал собирать вещи, пытаясь запихать увесистую папку с бумагами себе во внутренний карман. В контору он прибыл уже полностью готовым к употреблению.

Глядя, как струхнул препод, как он сгибается под каждым словом, опер сразу понял: слабак, расколется на раз. Так и получилось. Написав подробнейшее объяснение, в котором заложил с потрохами своего работодателя и всех коллег, он даже как-то повеселел, ободрился. Облегчил душу, так сказать. Внимательно изучив продукт облегчения, Кулинич наморщился и подумал:

— Оригинально устроена так называемая совесть у русского интеллигента. Совершать преступления она ему обычно не мешает. Только после начинает доставать.

Нескладный преподаватель заложил организатора теневого репетиторского предприятия. Он нанимал преподавателей из числа сотрудников Университета и аспирантов, привлекал слушателей-абитуриентов, устраивал занятия. Себе за посреднические услуги хозяин забирал 50 % выручки. Эксплуататором трудовой интеллигенции, пережитком капитализма, ростком нового предпринимательства оказался некий Янев Анатолий Кириллович.

Хотя и представлялся доцентом, но фактически он состоял в должности техника, заботам которого поручалось обслуживать оборудование лекционных аудиторий. Благодаря этому обстоятельству, Янев имел помещение для проведения занятий и пускания пыли в глаза ученикам. Впрочем, надо отдать ему должное, математику в объеме школьного курса он знал хорошо, а собранная за три лета коллекция экзаменационных билетов давала возможность поднатаскать ребят в решении задач.

Два часа неутомительных наблюдений за "кабинетом" Янева дали полное представление о характере его занятий. Здесь Кулинич не собирался затягивать разработку и посчитал, что сможет добиться желаемого решительностью и напором.

Бесцеремонно зайдя в комнату, где Янев занимался с двумя абитуриентами, он продемонстрировал удостоверение, записал фамилии школьников и отослал их.

Как только ребята вышли, опер откинулся на кресле и взял самый развязный тон, на какой оказался способен:

— Короче, Кирилыч, мне до фени твой маленький гешефт за казенные средства. Я расследую убийство, и ты меня интересуешь лишь постольку-поскольку. Через 24 часа я хочу знать, кого этим летом кинул Паша Фотиев на абитуре. Даю наводку: скорее всего, это человек с солнечного Юга. Иди куда хочешь, но принеси мне информацию. Не узнаешь до завтра, этого, — он бесцеремонно замахал перед лицом притихшего Янева отобранными ключами от аудитории, — ты больше не имеешь. Дело я на тебя оформляю — это раз. Письмо проректору Зайцеву о твоих художествах это два. Ну и по линии парткома тебе устроим, товарищ кандидат в члены КПСС… На девятом этаже[9] бывал? Видал, в приемной картину "Допрос коммуниста"? Это про то, что делают на девятом с такими, как ты. Короче, с универом можешь уже прощаться… Веришь, что я тебе это организую? Правильно, с меня станется. А посему вот такие мои условия. Зайдешь завтра ко мне в отделение, в первый кабинет.

Не слушая ответа, Кулинич вытолкал несостоявшегося доцента из его комнаты, замкнул дверь и положил ключи себе в карман.

— Паспорт захвати, — бросил он через плечо, направляясь к выходу. — А если без информации придешь, еще и теплые вещи.

Конечно, Янев на другой день явился без теплых вещей.

Описанная им ситуация оказалась весьма близкой к тому, что предполагали сыщики. Фотиев еще в прошлом году превратил вступительные экзамены в доходное место. Знакомясь с родителями абитуриентов, коими летом были обсижены возле Университета все скамейки, он предлагал им протекцию при поступлении. Брал по-божески и давал при этом "гарантию": не поступившим все деньги возвращались назад.

Разумеется, Паша Фотиев и не думал никому помогать. Вопреки сплетням, повлиять на решение приемной комиссии было не так-то просто. Как и всякий дефицит, места в Университете если и продавались, то не всем подряд, а только своим и через надежных посредников. Однако и ненадежные, вроде Паши, без дела не оставались. Из нескольких десятков доверившихся ему абитуриентов кто-нибудь да поступал — без всякой протекции, как Михайло Ломоносов. Их деньги Паша считал своим законным гонораром, остальным добросовестно возвращал.

Верный и безопасный способ заработка он решил применить и этим летом, но то ли пожадничал, то ли пустил деньги в оборот… одним словом, решил ничего не возвращать неудачникам, надеясь, что жаловаться они все равно не пойдут. В этом предположении Паша не ошибся, но некоторые из потерпевших захотели разобраться с ним самостоятельно и предприняли некие попытки найти несостоятельного посредника. Долго искать не пришлось: кое-кто из коллег Янева (не исключено, что и он сам), видя в Паше недобросовестного конкурента, с готовностью сообщил интересующимся его адрес.