Фишки нА стол!

Его так и звали за глаза — "Сын". Кто именно его папа, знали не все, но значительность родителя была подтверждена одним любопытным случаем. Как-то коллеги намеревались предпринять достаточно смелую акцию — обыск в доме одной шишки районного масштаба. Все необходимые формальности в прокуратуре были выправлены, но… Кроме "буквы закона" есть еще и "генеральная линия". Поэтому с собой на операцию зазвали Сына — под предлогом получения им опыта расследования сложных дел. Опасения оказались не напрасны и опревдались на все двести процентов. В разгар обыска прибыл сам второй секретарь Московского областного комитета партии и начал всех строить. В разгар его речи на тему "Да как вы посмели!" вперед выдвинулся опер по прозвищу Сын и вежливо, но твердо послал товарища второго секретаря достаточно далеко. Тот захлебнулся от ярости, ибо видел такую наглость первый раз в жизни. "Я — второй секретарь Обкома!" — заорал он. "Не волнуйтесь, — парировал опер, — это ненадолго"

На следующее утро секретарь отправился прямо на Старую площадь, но там его уже ждал сюрприз от сыновнего папы. Из-за двойной дубовой двери донеслась пара грозовых раскатов, но в целом все свершилось тихо. Второй секретарь Московского обкома партии был снят с должности и отправлен на хозяйственную работу.

Виталий Ноевич честно пытался отработать свой гонорар, путая свидетелей. Свидетели не путались. Накануне процесса верная своим правилам Бугаева устроила пятичасовой семинар для всех участников, пока каждый свидетель не заучил свои показания наизусть и мог повторить их с любого места.

Еще раз оживление в зале вызвало последнее слово подсудимого. Судья, как советский работник и как женщина привыкла, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Поэтому неоднократно перебивала Гринберга, который и без того запутался и нес какую-то чушь. Когда судья, раздраженная невразумительностью речей подсудимого, спросила "Так вы все-таки раскаиваетесь в содеянном?", Гринберг выдал следующее:

— Мне не в чем раскаиваться, поскольку я не виновен в том, в чем меня обвиняют, но если вы все же признаете меня виновным, то я раскаиваюсь.

По окончании судебного заседания присутствовавший на нем "мужчина в штатском" молча вышел из здания и не торопясь дошел до метро. Сойдя на "Павелецкой", штатский затерялся в лабиринте замоскворецких переулков. У входа в небольшой особняк любитель судебных заседаний поздоровался со старушкой в халате, сидящей при входе, и прошел на второй этаж. Оказавшийся за железной дверью автоматчик отнесся к посетителю куда внимательнее — около минуты он изучал предъявленную пластиковую карточку-пропуск и даже зачем-то провел пальцем по магнитной полосе. После всех этих формальностей гость попал в приемную, обставленную весьма скромно, если не считать роскошных белых штор на окнах.

— Андрей Андреевич у себя? — поинтересовался посетитель у секретарши.

Секретарша протянула руку куда-то под скопившиеся на столе бумаги.

— Товарищ Рагозин вас уже дважды спрашивал. Заходите!

Красный огонек над дверью кабинета при этих словах сменился зеленым. Для верности гость сосчитал в уме до десяти и только тогда распахнул дверь.

Инструктор ЦК КПСС по рукопашному бою и на этот раз был одет в непритязательный штатский костюм. Тем не менее, посетитель приветствовал его так, что на плечах у обоих как будто проступили просветы и звездочки.

Рагозин начал без предисловий:

— Как там?

— Четыре года общего режима. Ниже низшего предела по этой статье.

— Гринберг никого не интересует. Что по нашему вопросу?

— Чисто все. Ни Кузьминского, ни Двадцать пятого в деле нет.

— Ну, значит, вроде, обошлось… Ты присаживайся… С МЕРОПРИЯТИЕМ, как будто, тоже чисто прошло. Правда, у нас тут генерал-лейтенант Пуров пытался волну гнать, но я постарался объяснить ему, что не стоит… Напрасно тогда твои ребята светанулись с этим Кузьминским.

— Андрей Андреевич, но вы же понимаете… Ребята работали, не зная полного расклада. Они и предположили, что двести шестое отделение расследует как раз наше МЕРОПРИЯТИЕ.

— Даже если бы так. Зачем же силовую акцию проводить? Инструкцией предусмотрены случаи…

— Да, но тут, можно сказать, уникальное стечение обстоятельств. Понимаете, некоторые детали дела совпадали с нашей акцией. И видеокассета… Ведь Двадцать пятый на Восстания должен был как раз кассету изъять…

— Вот именно, детали! Откуда твоим ребятам известны детали совсекретной акции?

Подчиненный Рагозина виновато замолчал. Начальник выдержал строгую паузу, затем перевел разговор на несколько иную тему.

— Я все-таки так и не понял. При чем здесь этот Кузьминский? Ну, допустим, кассета — всего лишь совпадение. Но почему милиция после всего этого принялась расследовать падение Кузьминского из окна?

— В деле ничего об этом нет, — развел руками разведчик. — Известно лишь, что он нашелся через три дня живой. Но чтобы его взять, милиции пришлось выносить дверь комнаты и применять спецсредства. Видимо, ихний спецназ работал. И после всего этого Кузьминский оказался на свободе. Непонятно… А вы, кстати, ничего не узнали по каналам КГБ?