Сама Федосова родилась в Сортавале, с Плотаревым познакомилась, будучи студенткой Московского университета, учились в одном потоке, в одной группе. На пятом курсе между ними начали прорисовываться близкие отношения, и, когда время учебы подошло к концу, Плотарев и Федосова вместе поехали в Сортавалу. Это было общим решением, так сказала Федосова. В Москве, мол, ни Олегу, ни Анастасии никаких перспектив не светило, а в Карелии можно было неплохо устроиться. Отец ее обещал помочь. И помог. В первый же год по приезде из Москвы Олег получил хорошее место на самом перспективном предприятии Сортавалы. Карелия деревом промышляет, следовательно, деревообрабатывающие предприятия здесь имеют тот же статус, что и нефтяные скважины в Саудовской Аравии. Ну и у людей, имеющих отношение к этому бизнесу, статус соответствующий.
Конечно, Олег главной «шишкой» в этом бизнесе не считался, денег бешеных не получал, но и не бедствовал. К тому же отец Федосовой помогал молодой паре. Так и жили, вроде бы и ровно, но как-то безрадостно. Потом Олег решил, что пора что-то менять, выходить на другой уровень. Анастасия его в этом желании поддержала, даже к отцу на поклон ходила, чтобы помог с продвижением, но тот наотрез отказался. Дело в том, что Олег надумал уехать из Карелии, а старший Федосов не желал отпускать дочь. Олег порыпался-подергался, да и оставил свои попытки.
Когда это было? Года за полтора до разрыва Олега и Анастасии. В то время он замкнутым стал, подозрительным. Друзей и раньше не имел, а тут совсем в отшельника превратился. Федосову это, разумеется, не устраивало, вот она и погнала парня. У Плотарева квартирка в городе своя была, купил, так сказать, на черный день. Туда после разрыва с Федосовой и переехал. Как и чем после разрыва жил, Анастасия не знала. Ни про друзей, ни про женщин ничего сказать не смогла. Городок у них хоть и не из мегаполисов, а все же тому, кому жизнь свою напоказ выставлять не хочется, сделать это не так уж трудно. Если нарочно не светиться, конечно. А Плотарев не светился.
Желание приставить к бывшему сожителю соглядатая не раз посещало Федосову, да она никак решиться не могла. То ли узнать лишнего боялась, то ли засыпаться. Не больно ей хотелось, чтобы бывший о ее чувствах узнал. Вместо того чтобы слежку нанять, начала Анастасия свою ревность в бутылке топить. Она и сейчас ни за что не призналась бы, да алкоголь и печальные новости язык развязали. После этого признания Федосова совсем связь с реальностью потеряла, понесла про карму, про высшее правосудие и возмездие, которое якобы после семи лет, обманом у судьбы вырванных, настигло-таки Плотарева.
– А ведь я всегда знала, что добром это не кончится, – потрясая кулачком, пророчествовала она. – И ему говорила: нет, Олеженька, сколько веревочке ни виться, конец один. Зря он тогда все это затеял. Знаете, ведь он меня и не любил никогда. Ради выгоды за мной поехал. Ну и за шкуру свою… А, чего уж теперь! Не было нам счастья, ни дня не было. Эх, не надо мне было его выбирать! Нет, не надо!
Тут Федосова разразилась пьяными слезами, и речь ее стала совершенно неудобоваримой, поэтому, оставив хозяйку дома на попечении экономки, Гуров и Крячко поехали на квартиру пропавшего Плотарева. Там они еще не успели побывать, так как опрос свидетелей посчитали более важным. Квартира его располагалась на другом конце города, хорошо еще, что подполковник Щипачев им водителя с машиной на неограниченный срок предоставил, так что добрались быстро. Поднялись на второй этаж. Дверь квартиры Плотарева открыли ключом, который услужливо предоставила соседка. Подполковник Щипачев позаботился об этом заранее, предупредив соседку о приходе полковников. Та, хоть и умирала от любопытства, с чего это вдруг столичным операм понадобилось копаться в вещах ее соседа, но ключи отдала без вопросов.
Жилище Олега Плотарева выглядело весьма скромно: однокомнатная малогабаритная квартирка, допотопный «бабушкин» ремонт, минимум мебели. Пожалуй, единственной дорогой вещью в квартире можно было считать телевизор с широким экраном да подключенный к нему ноутбук. Гуров и Крячко начали методично осматривать вещи пропавшего. Лев остался в комнате, а Стасу достались кухня и совмещенный санузел. Через двадцать минут он вернулся в комнату:
– Скажу тебе прямо, Лева, возвращаться Плотареву было явно не к чему. Это же не дом, это настоящая ночлежка. Знаешь, что у него в холодильнике? Пара сырых яиц да начатая пачка пельменей. – Стряхнув на пол вещи со стула, Крячко поставил его по центру комнаты и уселся верхом. – Такое впечатление, что, уезжая к сестре, он забрал с собой все.
– Холодильник – это еще не показатель, – произнес Гуров. – Хотя после осмотра комнаты я склонен с тобой согласиться.
– Тоже пусто?
– Не то слово. Стол будто веником подмели, даже крошек не оставили. Ни использованных квитанций, ни чеков, ни записочек. Ничего. Старый фотоальбом с как попало распиханными снимками, вот и все, что можно отнести к личным вещам.