Фитиль для керосинки

— Кого провожал-то? — услышал он за спиной, обернулся и увидел парня на полголовы выше себя, круглолицего и с рыбьими глазами. Он ничего не ответил и, словно продолжая оборачиваться, изменил направление своего движения на сто восемьдесят градусов и пошел обратно вдоль состава к голове поезда. «Ясно», — подумал Венька, и вдруг его наполнила дикая злоба. Он шел вдоль состава и видел снова знакомые лица, но теперь на них была не прощальная улыбка, а тревога и удивление. Но он не обращал уже внимания и все ускорял шаг. Парень следовал за ним. Когда они поравнялись с паровозом, где провожающих на платформе не было, Венька резко свернул в сторону, соскочил на рельсы пронырнул между вагонами на другую сторону и присел у колеса. Парень не ожидал и потерял доли секунды. Когда он появился следом за Венькой, тот наотмаш ребром ладони ударил его по открытой шее. Парень рухнул, как подкошенный. Венька даже не посмотрел на него и бегом отправился к дырке в заборе.

На площади Венька огляделся, вытащил чистый носовой платок из кармана и стал им очищать от пыли ботинки, разглядывая, то левую, то правую от себя сторону. Он выпрямился, перешел улицу Горького и пошел по перпендикулярной вдоль трамвайных путей. Одну остановку отмахал пешком, а на следующей вскочил в подошедший трамвай, достал гривенник и ждал, демонстративно держа его в руке. Кондукторша пробиралась с другого конца вагона. Народа было совсем не много, но она шла медленно и, когда оказалась около Веньки, тот уже собирался выходить, но все держал гривенник.

— Да ладно, — сказала кондуктор из под платка звонким голосом, и тогда Венька заметил, что она почти девчонка. Он спрятал руку в карман, улыбнулся ей и прислонился к поручню на площадке. Ноги были ватными, голова кружилась, и болела рука — видно он попал парню не сразу по шее, а сначала в ключицу. Вдруг ему показалось, что сзади кто-то смотрит на него. Венька тихонько скосил глаза — правда, сзади на «колбасе» примостился мальчишка и строил рожу грозившей ему кондукторше. Тогда, непонятно почему, Венька вдруг успокоился и направился к выходу.

Он вспомнил, что недавно читал в книжке, как разведчик в немецком тылу, в оккупированном фашистами городе на Украине, переодетый в форму эсэсовца, прежде, чем идти по нужному адресу, колесил по городу. Веньке стало сначала весело, а потом грустно — ему не хотелось играть в эту игру… он бесцельно брел по тротуару, мимо церкви спустился на Палиху, наткнулся на афишу «В шесть часов вечера после войны» и пошел в кино. Все равно — спешить ему было некуда и видеть никого не хотелось.

Глава XXI Завтра

Генка, пьяный, сидел на траве спиной к забору.

— А, Венька! Куда идешь? — Венька стоял прямо над ним и молчал. — Давай! Садись! Налью… — Он полез за отворот пиджака и достал четвертинку, потом начал шарить другой рукой по траве у штакетника и, наконец, нашел стакан. — Садись! Ты хоть и еврей, а хороший парень… — Он уже прицелился горлышком, чтобы наполнить стакан. Венька молча повернулся и пошел.

— Что он тебе сказал? — Тут же окликнула его Лизка и спустилась со ступенек своего крыльца-кабины.

— Ничего!

— А что у тебя с лицом тогда?

— Что с лицом? — Не понял Венька.

— Я не знаю… может, ты проглотил лягушку?

— Это ты проглотишь — он тебе то же самое скажет, когда…

— Не скажет, — перебила его Лизка… и тут они оба увидели Блюму. Она медленно пересекала двор и сама себе что-то говорила. Они молча смотрели ей вслед. — Совсем чокнулась, как Мельник уехал. Хотела удавиться… Ты что не знаешь?

— Нет! — Искренне удивился Венька, — А при чем тут Мельник.

— Ты что? Он ничего не знает! — Венька явно услышал в голосе Лизки Малкины базарные крикливые нотки, так она выговаривала при всех Исеру. — Ты знаешь, что Мельник к ней ходил?

— Ну…

— Ну! А зачем он к ней ходил? Что, рыбу фаршировать? У него же вся семья в гетто погибла… а у нее муж сидит, и она отказалась развестись с ним… когда ей органы предложили отказаться от него… они… они нашли друг друга… ты знаешь сколько ей лет? Это она выглядит старухой, а ей тридцать пять…

— Тридцать пять? А Мельник-то старик!

— Старик! Если он седой, так это не старик! А отчего он седой? Его спасли, а их нет… их расстреляли… и он пошел обратно… в гетто, потому что не хотел жить… но его поймали… ой, это целая история… в общем свои его поймали на передовой и опять спасли… а он просил, чтоб его зачислили в часть, так его не взяли, потому что он видит, как курица… и вот он седой…

— Я знаю! — Соврал Венька — он ничего этого не знал, и теперь задним числом вдруг в его памяти возникали отдельные слова и фразы, которые тогда, давно, ничего не значили, а теперь подтверждали ему, что Лизка говорит правду. — Какой же я дурак! — Думал он, — или равнодушный какой-то…

— Он ее звал с собой. Он же с сестрой и племянником уезжал… а она не могла…

— Почему? — Спросил Венька.

— Ты что, нарочно? — Закипятилась Лизка. — Я ж говорю, что она развестись с мужем отказалась…

— А! — Наконец догадался Венька.