Фюрер как полководец

Причем эта харизма действовала на протяжении всей войны. Летом 1943 г. в беседе с фельдмаршалом Роммелем Гитлер признал, что шансов выиграть войну осталось немного. Но даже скептический «Лис пустыни» был поражен настроем вождя: «Какую силу он излучает! И какую веру и уверенность вселяет в людей!» На праздновании Нового, 1945 г. фюрер в течение двух часов неистово заверял окружение в конечной победе Германии. В результате все присутствующие, несмотря на первоначальный скептический настрой, заразились верой в победу и ощутили прилив сил! Один из офицеров ОКХ оберст-лейтенант Ульрих де Мезьер вспоминал о совещании в гауптквартире, проходившем в конце войны:

«Гитлер обладал какой-то необъяснимой, я не побоюсь сказать, демонически источаемой им силой, которую нельзя не только описать, но даже понять, и уклониться от влияния которой могли лишь очень немногие люди». В качестве примера де Мельзер называл фельдмаршала Кессельринга, который посетил фюрера 15 марта 1945 г. с докладом о катастрофическом положении на Западном фронте. Гитлер так его обработал, что Кессельринг вышел от него с оптимизмом в глазах, сказав: «Мой фюрер! Я попытаюсь еще раз!»

В 1942 г. фюрер довольно равнодушно воспринял сообщения о первых поражениях немецких войск. Внешне он сохранял полное спокойствие и стремился соответствовать образу не знающего сомнений полководца. Неудачи же списывались на «тупых» генералов типа Браухича, а также снег и трусов союзников типа итальянцев. Даже окружение 6-й армии в Сталинграде и последующие тяжелейшие бои в междуречье Дона и Волги не поколебали Гитлера. Фон Белов вспоминал: «Гитлер считал своим долгом распространять чувство уверенности в победе. Отныне все его поведение, настрой и поступки были нацелены на то, чтобы ни одному из визитеров или доверенных сотрудников и в голову не могло прийти сделать из этого вывод о том, как он сам расценивает военное положение».

И все же Сталинград явно привел к нервному срыву. Как писал биограф фюрера Йоахим Фест: «До этого он лишь изредка утрачивал свой стоицизм, который, как он полагал, был непременным атрибутом великих полководцев, даже в критических ситуациях он сохранял демонстративное спокойствие». Теперь же появившиеся приступы ярости свидетельствовали о постоянном перенапряжении сил. Выслушивая доклады офицеров ОКН, фюрер, не стесняясь, обзывал их идиотами, трусами и лжецами. Как писал тот же Фест, в конце 1942 г. Гитлер «пережил крушение всей своей системы нервной устойчивости, что не проявлялось открыто только благодаря его колоссальной, отчаянной самодисциплине

». Однако описания постоянно бушующего, потерявшего самоконтроль фюрера являются преувеличением. Стенограммы обсуждения положения на фронтах скорее свидетельствуют о том, сколько энергии ему приходилось затрачивать, чтобы соответствовать тому образу, который отвечал его представлениям о самом себе.

Наоборот, даже летом 1944 г., когда рушились Западный и Восточный фронты, а противник имел подавляющее превосходство в воздухе, Гитлер проявлял поразительное самообладание и упорство. Окружающие восхищались его способностью сохранять спокойствие в самые решительные и кризисные моменты. Фюрер излучал оптимизм и демонстрировал несокрушимую уверенность в победе даже тогда, когда поражения следовали одно за другим.

Фанатизм как стратегия

Политика, тактика и практическая деятельность Гитлера в конце войны были такими же, как и раньше. Фантасмагорические черты, которые они приобрели, объясняются только тем, что изменилась обстановка на фронтах и в мире. Но сам Гитлер остался прежним. Нацистский режим был до предела догматичен. Он раз и навсегда создавал свою идеологию, политику и практику. Никакие потрясения и внешние факторы не могли ничего изменить. Фюрер не раз говорил себе, что он идет своим путем «с уверенностью лунатика». И действительно, намеренная слепота, тупое упрямство просто поражают, когда рассматриваешь высказывания Гитлера.